Вполне правдоподобно, что такой психологический коррелат
существует даже у животных. Все то, что животное чувствует и ощущает, обладает,
вероятно, у каждого индивидуума особым характером, особым оттенком. Этот
оттенок однако не является присущим всему классу, роду или виду, расе или
семейству, больше того, он различается по мере перехода одного индивидуума к
другому. Идиоплазма —физиологический эквивалент этой специфичности ощущений и
чувств каждого отдельного животного. Это положение покоится на тех же
основаниях, что и теория идиоплазмы (см. часть I, гл. 2 и часть II, гл. 1). Они
именно и допускают возможность существования эмпирического характера и у
животных. Охотник, имеющий дело с собаками, коннозаводчик, хорошо знающий
лошадей, сторож, присматривающий за обезьянами, все они подтвердят наличность в
поведении отдельных животных не только некоторых особенностей, но и известного
постоянства. Так что весьма правдоподобно нечто, выходящее за пределы простого
свидания ''элементов».
Но если подобный коррелат идиоплазмы действительно
существует, если далее даже и животные обладают какой-то своеобразной
особенностью в отдельных своих представителях, то эта особенность является
далеко еще не тем умопостигаемым характером, который мы вправе приписать одному
только человеку за отсутствием оснований приписать его кому-либо другому из
живых существ. Умопостигаемый характер человека, индивидуальность, так относятся
к эмпирическому характеру, индивидуации, как память к простому
непосредственному узнаванию. В конечном итоге здесь несомненно тождество: в
обоих случаях в основе лежит структура, форма, закон, космос, который остается
равным себе, когда содержание меняется. Здесь должны быть вкратце изложены
соображения, на основании которых нужно предположить наличность у человека
номинального, трансэмпирического субъекта. Они вытекают из основ логики и
этики.
В логике речь идет об отыскании истинного значения принципа
тождества (также противоречия; для существа нашего предмета не имеют значения
бесконечные споры, которые ведутся о преимуществе одного перед другим и
истинной форме их выражения). Положение А = А непосредственно бесспорно и
очевидно. Оно является элементарным мерилом истины для всяких других положений.
Всякое противоречие этому положению мы признаем ложным. Например, когда в
каком-нибудь специальном суждении предикат высказывает относительно субъекта
нечто такое, что чуждо определяемому понятию. И следует только глубже
вдуматься, чтобы обнаружить, что в конечном итоге это положение является
законом всяких логических выводов. Закон тождества – принцип истинного и
ложного. Кто видит в этом положении одну только тавтологию, которая ничего не
объясняет и нисколько не способствует нашему мышлению, тот пожалуй и прав, но
он, очевидно, очень скверно усвоил природу этого положения. Такого взгляда
придерживался Гегель и впоследствии почти все эмпиристы. А=А, как принцип
всякой истины, не может являться какой-нибудь специальной истиной. Кто видит
бессодержательность в законах тождества и противоречия, тот должен это качество
прежде всего приписать себе. Он, пожалуй, надеялся найти в них особую мысль,
обогатить ими свой запас положительных знаний. Но положения, о которых идет
речь, не представляют собою особого познания или особых актов мышления. Они
являются той меркой, которую следует приложить ко всем мыслительным процессам.
Эта мера сама по себе не может являться актом мышления, который можно было бы
сравнить со всеми прочими актами. Норма мышления не может находиться в самом
мышлении. Закон тождества ничего не прибавляет к нашим знаниям. Он не
увеличивает нашего богатства, он стремится заложить первый камень и дать
основание этому богатству. Принцип тождества – все или ничего.
К чему применяются принципы тождества и различия?
Обыкновенно думают: к суждениям. Например, Зигварт формулирует закон
противоречия следующим образом: «Оба суждения А есть В, А не есть В не могут
одновременно быть верны» Он утверждает, что суждение: «необразованный человек –
образован» содержит в себе противоречие потому, что связанное «образован»
отнесено к такому субъекту, относительно которого суждение implicite
утверждает, что он «человек необразованный», это опять можно свести к двум суждениям:
Х – «образован» и Х —»необразован» и т.д. Психологизм подобного доказательства
бьет в глаза. Оно ссылается на суждение, предшествующее по времени образованию
понятия «необразованный человек». Вышеприведенное же положение, А не= А,
претендует на истинность, безразлично, существуют ли существовали или будут
существовать и другие суждения. Оно простирается на понятие «необразованный
человек». Оно обеспечивает нам это понятие путем исключения всех противоречащих
ему признаков.
Именно в этом состоит единственная функция принципов
тождества и противоречия. Она конститутивна для специфической стороны понятия.
Конечно, такова их функция по отношению к логическому
понятию, но не к тому, что мы называем «психологическим понятием». Правда,
понятие всегда психологически заменяется общим созерцательным представлением,
но это представление в известной степени содержит в себе момент специфичности
понятия. Это общее представление, служащее психологически заменой понятия, не
есть то же самое, что понятие. Представление может быть богаче (когда я думаю о
треугольнике) или скуднее (в понятии льва гораздо больше содержания, чем в моем
представлении о нем, в то время, как в случае треугольника – совершенно
наоборот). Логическое понятие есть та руководящая нить, по направлению которой
следует внимание, когда оно извлекает из представления, замещающего понятие,
только известные моменты, указанные именно этим понятием. Оно является целью и
заветной мечтой психологического понятия, полярной звездой, к которой обращены
упорные взоры внимания, когда оно создает конкретный суррогат понятия: оно –
закон по которому внимание делает свой выбор.
Нет мышления, которое наряду с логическими моментами не
содержало бы в себе моментов психологических. Наличность одного только
логического момента являлась бы чудом. Только тождество мыслит чисто логически.
Человек же должен мыслить одновременно и психологически, так как кроме разума
он наделен и чувственностью. Правда, его мышление направленно на логические,
находящиеся вне времени явления, психологически же оно протекает в пределах
определенного промежутка времени. Логичность играет роль высшего критерия,
которым руководствуется человек в актах психологического мышления. Когда два
человека спорят о чем-либо, они говорят о понятии, а не о тех совершенно
различных индивидуальных представлениях, которыми это понятие заменяется у
каждого из них. Понятие есть та ценность, с помощью которой измеряются
разнообразные индивидуальные представления. Вопрос о том, как психологически
возникает общее представление, не имеет никакого отношения к природе самого
понятия. Понятие приобретает характер логичности – это условие достоинства и
прочности всякого понятия – не из опыта. Последний в состоянии создать лишь
неустойчивые образы, в лучшем же случае, общие представления весьма шаткого
свойства. Сущностью специфичности понятия являются – абсолютное постоянство и
абсолютная однозначность, черты которые опытом не могут быть даны. «Критика
чистого разума» характеризует эту сущность следующими словами: «это– то, скрытое
в тайниках человеческой души, искусство, загадку которого нам вряд ли удастся
когда-либо разрешить и выставить перед глазами рода человеческого». Это
абсолютное постоянство, эта однозначность не относится к метафизическим
сущностям: вещи далеко не так реальны, как это представляется нам в понятии. Их
качества логически являются присущими им постольку, поскольку они являются
содержанием понятия. Понятие есть норма сущности – не существования.