Некоторые твердо установленные экспериментальной психологией
факты можно сопоставить с этими выводами самонаблюдения. Пусть попробуют в
темной комнате моментально подействовать цветным световым раздражением на
привыкший к темноте глаз, и наблюдатель получит просто впечатление света, не
будучи в состоянии ближе определить цветового качества. Получится впечатление
«чего-то», не имеющее более точного определения, «впечатление света вообще».
Точное указание цветового качества нелегко сделать и при большей
продолжительности раздражения (конечно, до известной величины).
Точно также всякому научному открытию, технологическому
изобретению или художественному созданию, предшествует родственная стадия
темноты, подобно той, откуда Заратустра вызывает свое учение о вечном
возвращении (Wiederkimft). «Встань бездонная мысль из глубины моей! Я твой петух,
твой предрассветный туман, заспавшийся червь: встань, встань! мой голос должен
тебя разбудить! „Весь этот процесс в своем поступательном движении, от полной
запутанности до сияющей ясности, подобен ряду воспринимаемых нами пассивно
картин, когда с какой-нибудь пластической группы или рельефа снимают одно за
другим обвивавшие его влажные покрывала. При открытии памятника зритель
переживает нечто подобное. Точно также, если я вспоминаю, например, услышанную
однажды мелодию, процесс этот в точности повторяется, хотя часто настолько
быстро, что его трудно уловить, Каждой новой мысли предшествует такая, как я ее
называю, стадия „предмыслия“, когда выплывают и рассыпаются геометрические
фигуры, кажущиеся фантазмы и туманные образы, когда появляются „колеблющиеся формы“,
окутанные мраком картины, таинственно манящие маски.Начало и конец всего этого
хода мыслей, которые я кратко называю процессом «просветления“, относятся между
собой так как два впечатления, полученные очень близоруким субъектом от
находящегося вдали предмета, одно – в очках, другое – без очков.
И как в жизни отдельного индивидуума (который, может быть,
умрет прежде, чем закончит весь процесс), точно так же и в истории исследований
«предчувствия» всегда предшествуют ясному познанию. Это тот же процесс
просветления, распределенный на целые поколения. Пусть вспомнят, например, о
бесчисленных предвосхищениях у греков и в более новое время теории Ламарка и
Дарвина, за которые «предвозвестники» их чрезмерно восхваляются, о
предшественниках Роберта Манера и Гельмгольца, о тех случаях, когда Гете и
Леонардо да Винчи, правда, может быть, разносторонние люди, предвосхитили
позднейший прогресс науки и т. д., и т. д. О таких именно предварительных
стадиях идет обычно речь, когда открывают, что та или иная мысль не нова, что
ее можно найти у того или другого мыслителя, поэта и пр. Подобный же процесс
развития наблюдается так же при всех художественных стилях в живописи и музыке:
от неуверенного прикосновения, осторожных колебаний до полной победы.
Умственный прогресс человечества в науке основывается так жена лучшем и лучшем
описании и познании одних и тех же явлений. Это процесс просветления,
распространенный на всю человеческую историю. То что мы замечаем нового, то в
сравнении с этим процессом мало достойно внимания.
Сколько степеней выяснения и дифференцированности пройдет
содержание известного представления, вплоть до полной и отчетливой, не
задернутой никаким туманом мысли, может наблюдать всякий, кто старается усвоить
новый трудный предмет, например, теорию эллиптических функций. Как много
степеней понимания нужно пройти (особенно в математике и механике), пока все не
предстанет в полном порядке, в совершенной системе, ненарушенной и стройной
гармонии частей к целому! Эти степени соответствуют отдельным этапам на пути
просветления.
Процесс просветления может протекать также и в обратном
порядке: от полной ясности до полной неопределенности. Это обратное движение –
ничто иное, как процесс забывания. Обычно он растягивается на довольно
значительное время, и лишь случайно можно заметить отдельные точки на его пути.
Даже прекрасно сооруженные улицы тотчас разрушаются, если не заботятся о их
«восстановлении», и подобно тому, как из юношеского «предмыслия» развивается
интенсивная блещущая «мысль», так и от нее происходит переход к старческому
«послемыслию»; как брошенная лесная дорога зарастает справа и слева травой и
кустарником, так стирается день за днем и ясный отпечаток мысли о каком-нибудь
явлении, уже не служащим для нас предметом мышления. Один из моих друзей открыл
отсюда и обосновал самонаблюдением следующее практическое правило: кто хочет
что-нибудь изучить, будь то музыкальный отрывок или отдел из истории философии
тот не должен посвящать себя усвоению этой работы без перерывов. Ему нужно
будет повторять отдельные части данного материала по несколько раз. Вопрос в
том, как велики должны быть перерывы для более целесообразного усвоения?
Выяснилось – и это должно иметь общее значение, что повторение следует
возобновить, когда не окончательно еще иссяк интерес к работе, когда наполовину
владеют еще своим сознательным мышлением. А когда предмет уже достаточно исчез
из памяти, так что он не интересует нас, не возбуждает ни любопытства, ни
любознательности, тогда результаты первого усвоения стираются, и вторичное изучение
их не усиливает: здесь приходится сделать вновь значительную долю работы
просветления.
Весьма возможно, что в смысле учения Зигмунда Экснера о
«проникновении», вполне соответствущему весьма популярному взгляду о совершенно
параллельном этому процессу просветления, следует принять, что нервные сосуды
должны быть чувствительны в своих фибрах, если дело коснется раздражения
посредством аффекта (безразлично от того, будет ли последний существовать долю
или часто повторяться). Весьма понятно и то, что в случае заболевания результат
этого «проникновения» будет совершенно обратным. На этом-то основании
морфологические элементы строения, происшедшие благодаря вышесказанному,
атрофируются в отдельных клетках из-за недостаточного их применения. Авенариус
в своей теории принимает для объяснения всех этих родственных явлений различия
между «отделкой» и «расчленением» в процессах мозга (в независимых уклонениях
от системы С). Той же теорией объясняются очень просто и дословно свойства
влияния зависимого (психического) ряда явлений на независимый (физический),
т.е. его способность влиять на вопрос психофизического сопоставления. Поэтому и
выражения «отделанный» и «расчлененный» употребляются для описания степени
разницы отдельных психических данных, в которых они и употребляются для этой
цели. Необходимо проследить процесс «просветления» во всем его течении для
того, чтобы изучить объем и внутреннее содержание нового понятия. Однако для
последующего важна лишь первоначальная стадия, исходный пункт «просветления». В
том внутреннем содержании, через которое проходит процесс просветления, т.е.,
так сказать, в первый момент его проявления, еще не ощущается разница, по
Авенариусу «элемента» от «характера».
Однако всякий, принимающий подобное деление для всех явлений
развивающейся психики, обязательно должен ввести новое название для выражения
внутреннего содержаний той стадии, где такая двойственность еще не различается.
И вот мы, не считаясь со всеми требованиями, выходящими из рамок этой работы,
предлагаем здесь слово «генида» для выражения физических данных в
первобытно-детском состоянии (от греч. слова hen, так как восприятие и чувство
не позволяют ощутить в себе двойственности, в виде двух аналитических моментов
абстракции).
