Что касается большого числа тех эмансипированных женщин,
относительно которых нет никаких указаний об их склонности к лесбийской любви,
то и здесь мы почти всегда располагаем другими признаками, доказывающими, что
когда я говорю о мужественности всех женщин, имена которых с известным правом
приводятся как доказательство женской даровитости, то это вовсе не произвольное
утверждение и небессердечный, желающий все приписать мужскому полу, алчный
эгоизм. Ведь дело в том, что как бисексуальные женщины состоят в половых
сношениях с мужественными женщинами или с женственными мужчинами, так и
гетеросексуальные женщины обнаруживают свое содержание мужественности тем, что
дополняющий их мужчина не вполне настоящий. Из многих «связей» Жорж Санд самая
известная – с Мюссе, жен-ственнейшим лириком, какого только знает история, и с
Шопеном, которого можно назвать единственным женским композитором, настолько он
женственен. Виктория Колонна менее известна по своему поэтическому творчеству,
чем по тому почитанию, которое питал к ней Микельанджело, состоявший в
эротических связях только с мужчинами. Писательница Даниель Стерн была возлюбленной
Франца Листа, в жизни и творчестве которого есть несомненно что-то женское,
дружба которого с Вагнером, тоже не вполне мужественным, во всяком случае,
склонным к педерастии, заключает в себе столько же гомосексуальности, как и
мечтательная любовь к Вагнеру баварского короля Людвига II. Весьма вероятно,
что Жермена де Сталь, книгу которой о Германии следует считать самой
значительной из всех, написанных женщинами, находилась в гомосексуальной связи
с учителем своих детей Августом Вильгельмом Шлегелем. Мужа Клары Шуман, судя
только по лицу, можно было бы признать в известные периоды жизни более
приближающимся к женщине, чем к мужчине, да и в музыке его много, хотя и не
всегда, женственности. Там, где указания о людях, с которыми у женщин бывали половые
сношения, отсутствуют, или где такие лица вообще не названы, там их вполне
заменяют сообщения о внешности знаменитых женщин. Они покакзывают, насколько
мужественность этих женщин выражена в их лице и фигуре и подтверждают таким
образом, точно так же как и дошедшие до нас портреты некоторых из них,
справедливость высказанного мнения. Говорят, например, о широком, могучем лбе
Джордж Элиот; «ее движения и мимика были резки и определенны, но им не
доставало грациозной, женственной мягкости». Мы знаем о «редком, одухотворенном
лице Лавинии Фонтана, которое нравилось нам каким-то особенно странным
образом». Черты лица Рашели Рюйш «носят почти определенный мужской характер».
Биограф оригинальной поэтессы Аннет фон Дросте – Гюльсгоф сообщает о ее
«тройной, как у эльфа, нежной фигуре», а лицо ее по своему выражению строгой
мужественности отдаленно напоминает черты Данте. Писательница и математик Софья
Ковалевская, подобно Сафо, обладала ненормально короткими волосами, они были у
нее еще короче, чем обычно у современных поэтесс и студенток, которые неизменно
призывают ее в качестве свидетельницы, когда речь заходит о духовных
способностях женщин. А кто в лице выдающейся художницы Розы Бонер найдет хоть
одну женскую черту, тот просто будет обманут звуком ее имени. Знаменитая Елена
Петровна Блаватская имеет также очень мужественную наружность. О живущих и
действующих эмансипированных женщинах я умышленно не упоминаю, хотя собственно
они-то и побудили меня высказать некоторые мысли и вполне подтвердили мое
мнение, что настоящая женщина не имеет ничего общего с «женской эмансипацией».
Исторические иследования должны отдать полную справедливость народной
поговорке, задолго предрешившей результаты: «Волос долог да ум короток». Эти
слова вполне согласовываются с действительностью, если вспомнить сделанное во
II главе ограничение.
А что же касается эмансипированных женщин, то относительно
них можно сказать следующее: только мужчина, заключенный в них, хочет
эмансипироваться.
Гораздо большее основание, чем это обычно думают, имеет
тот-факт, что женщины-писательницы очень часто берут мужские псевдонимы. Они
чувствуют себя почти так же, как мужчины, а у таких личностей, как Жорж Санд,
это вполне совпадает с их склонностью к мужскому платью и мужским занятиям.
Мотив, побуждающий к выбору мужского псевдонима, основан на том чувстве, что
только такое мужское имя соответствует собственной природе женщины. Он не может
корениться в желании обратить на себя большее внимание и получить признание со
стороны общественного мнения. Ибо то, что создано женщинами, возбуждало до сих
пор, вследствие связанной с этим половой пикантности, гораздо больше внимания,
чем при равных условиях, творчество мужчин. К созданиям женщины всегда
относятся более снисходительно, не предъявляя к ним глубоких требований. Если
произведение было хорошо, ему всегда давали несравненно высшую оценку, чем в
том случае, когда мужчина создал бы нечто совершенно подобное. Это в
особенности наблюдается теперь: женщины постоянно достигают большей известности
за произведение, которое вряд ли было бы отмечено, если бы оно было созданием
мужчины. Пора наконец обособить и разъединить эти явления. Пусть возьмут для
сравнения, как масштаб, создания мужчин, которые ценятся историей литературы,
философией, наукой и искусством, и сейчас же увидят, какое довольно
значительное число женщин, считаемых духовно-одаренными натурами, тотчас же
съежится самым плачевным образом. Правда, нужно иметь много благосклонности или
нерешительности, чтобы придавать хоть частицу значения таким женщинам, как
Анжелика Кауфман, м-м Лебрен, фернан Кабал-леро, Гросвита фон Гандерсгейм, Мари
Сомервилль, Джорж Эджертон, Елизавета Баррет-Браунинг, Софи Жермен, Анна Мария
Шурман или Сибилла Мериан. Я не говорю уже о том, насколько высоко ценятся
женщины, приведенные раньше, как пример viragines(мyжecтвeнныx женщин, какова
например Дросте-Гюльсгоф). Я не буду разбирать размер тех лавров, которые
пожинают современные художницы. Достаточно общего утверждения, что ни одну из
всех высокоодаренных жен-щин(даже самых мужественных) нельзя сравнить с
мужскими гениями пятого и шестого разряда, каковы, например, Рюккерт среди
поэтов, ванДейк в живописи и Шлейермахер в философии.
Если мы оставим пока в стороне истерических визионерок,
каковы, например, сибиллы, дельфийские пифии, Буриньон и Клеттенберг, Жанна де
ла Мотт-Гюон, Иоанна Саускот, Беата, Стурмин или святая Тереза, то все-таки
останутся такие явления, как, например, Мария Башкирцева. Она (посколько я могу
вспомнить ее портрет) была, правда, выдающегося женственного сложения. За
исключением лба, который произвел на меня впечатление мужественности. Но кто
видел в Salles des entagers парижского Люксембурга ее картины, повешенные рядом
с картинами ее возлюбленного Бастиен-Лепажа, тот знает, что она не менее
совершенно переняла его стиль, как Оттилия почерк Эдуарда в гетевских
«Wahlverwandschaften». Очень длинный список образуют еще те случаи, когда
свойственный всем членам семьи талант, случайно с большой силой проявляется в
женщине. Не нужно, конечно, считать ее гениальной, ибо только талант передается
по наследству, но не гений. Маргарета ван Эйк, Сабина фон Штейнбах являются
здесь образцами длинного ряда художниц; о них Эрнест Гуль, чрезвычайно
благосклоный ко всем занимающимся искусством женщинам, говорит следующее: «Нам
определенно известно, что они направлялись в искусстве отцом, матерью или
братом, другими словами причину их художественного призвания нужно искать в их
собственной семье. Есть сотни женщин, о которых история умалчивает, ставших
художницами именно благодаря подобному влиянию». Чтобы оценить значение этих
цифровых данных, нужно принять во внимание, что Гуль говорит перед этим
приблизительно о тысяче имен известных нами художниц.
