То, что сводничество является органическим свойством природы
еврея, доказывается его полнейшим непониманием аскетизма. Это свойство
приобретает еще большую выразительность под влиянием раввинов, которые любят
говорить на тему о размножении и приводят устную традицию в связь с вопросом о
деторождении. Да иного, собственно, и не следовало ожидать от высших
представителей того народа, который видит основную нравственную задачу свою, по
крайней мере согласно преданию, в том, чтобы «множиться».
Наконец, сводничество есть не что иное, как уничтожение
граница еврей – это разрушитель границ. Он является полярной противоположностью
аристократа. Принципом всякого аристократизма служит точное соблюдение всех
границ между людьми. Еврей – прирожденный коммунист. Он всегда хочет общности.
Этим объясняется полнейшее пренебрежение всякими формами, отсутствие
общественного такта в сношениях с людьми. Существующие формы общения
представляют собою изысканные средства для того, чтобы отметить и охранить
границы монад-личностей, но еврей, по природе своей, не монадолог.
Я считаю своим долгом еще раз подчеркнуть, хотя это должно
быть и само собой понятно: несмотря на низкую оценку настоящего еврея, я тем не
менее далек от мысли своими выводами служить опорой теоретическому, не говоря
уже о практическом преследовании евреев. Я говорю о еврействе в смысле
платоновской идеи. Нет абсолютного еврея, как нет и абсолютного христианина, я
также не говорю об отдельных евреях, большинству которых я своими выводами не
хотел бы причинить боль, и следует заметить, что многим из них была бы нанесена
жестокая несправедливость, если бы все сказанное было применено к ним. Лозунги
вроде «покупайте только у христиан» – еврейские лозунги, ибо они рассматривают
и оценивают индивидуум только с точки зрения его принадлежности к роду. Точно
также и еврейское понятие «гой» просто обозначает всякого христианина как
такового и исчерпывающе определяет его ценность.
Здесь я не становлюсь на защиту бойкота, изгнания евреев,
недопущения их ко всяким должностям и чинам. Еврейский вопрос нельзя разрешить
такими средствами, так как они лежат вне пути нравственности. Но с другой
стороны, и «сионизм» далеко еще не разрешен. Он хочет собрать народ, который,
как указывает Г. С. Чемберлен, еще задолго до разрушения иерусалимского храма
отчасти уже избрал диаспору в качестве естественной формы своего существования
– существования корня, распускающегося по всей земле, вечно подавляющего в себе
свою индивидуацию. Ясно, что сионизм хочет чего-то нееврейского. Прежде всего
евреям необходимо подавить в себе еврейство и только тогда они вполне созреют
для идеи сионизма.
Для этой цели прежде всего необходимо, чтобы евреи сами себя
понимали, чтобы они изучали и боролись против себя, чтобы они пожелали победить
в себе еврейство.
Но до сих пор понимание евреем своей собственной природы
идет не дальше того, чтобы сочинять относительно себя остроты и смаковать их.
Еврей совершенно бессознательно ставит арийца выше себя. Только твердая,
непоколебимая решимость достичь высшей степени самоуважения могла бы освободить
еврея от еврейства. Но это решение должен принять и осуществить отдельный
индивидуум, но не целая группа, как бы сильна, как бы почтенна она ни была. Поэтому
еврейский вопрос Может получить только индивидуальное решение. Каждый отдельный
еврей должен дать ответ на него прежде всего на свой собственный страх.
Иного решения нет и быть не может. Сионизм также не в
состоянии этого сделать.
Еврей, который победил бы в себе еврейство, еврей, который
стал бы христианином, обладал бы бесспорным правом на то, чтобы ариец относился
к нему как единичному лицу, а не как к члену, расы, за пределы которой его
давно уже вынесло нравственное стремление. Он может быть вполне спокоен: никто
не будет оспаривать его вполне основательного и справедливого притязания. Выше
стоящий ариец чувствует потребность уважать еврея. Антисемитизм не доставляет
ему особенного удовольствия и не является для него времяпрепровождением.
Поэтому он не любит, когда еврей откровенно говорит о евреях. Кто же это
все-таки делает, тот вызовет в арийце еще меньше благодарности, чем в самом
еврействе, которое так чутко и болезненно воспринимает всякие обиды. Но ариец
уже во всяком случае не хочет, чтобы еврей оправдал антисемитизм своим
крещением. Но и эта опасность крайнего непонимания его благороднейшего
стремления не должна смущать еврея, который жаждет внутреннего освобождения.
Ему придется отказаться от мысли совершить невозможное: он не может ценить в себе
еврея, как того хочет ариец, и одновременно с этим позволить себе уважать себя,
как человека. Он будет стремиться к внутреннему крещению своего духа, за
которым может последовать внешнее символическое крещение тела.
Столь важное для еврея и необходимое познание того, что
собственно представляет собою еврейство и все еврейское вообще, было бы
разрешением одной из труднейших проблем. Еврейство представляет собою гораздо
более глубокую загадку, чем это думает какой-нибудь катехизис антисемитизма, и
в своей последней основе едва ли удастся представить его с полной ясностью.
Параллель, которую я установил между женственностью и еврейством, и та скоро
потеряет для нас свое значение, а потому я постараюсь воспользоваться ей.
В христианине борются между собою гордость и смирение, в
еврее – заносчивость и низкопоклонство, в первом – самосознание и
самоуничижение, во втором – высокомерие и раболепие. В связи с отсутствием
смирения у еврея находится его полное непонимание идеи милости. Только рабская
природа еврея могла создать его гетерономную этику, его Декалог – этот
безнравственнейший из всех законодательных кодексов мира, обещающий за покорное
и безропотное соблюдение чужои властной воли земное благоденствие и завоевание
всего мира. Отношение его к Иегове, этому абстрактному идолу, который внушает
ему страх раба, имя которого он не осмеливается произнести, все это говорит нам
о том, что еврей, подобно женщине, нуждается в чужой власти, которая
господствовала бы над ним. Шопенгауэр как-то говорил: «Слово Бог означает
человека, который создал мир». Бог евреев именно таков. О божественном начале в
самом человеке, о том «Боге, который живет в моей душе», еврей ровно ничего не
знает. Все то, что понимали под божественным Христос и Платон, Экгарт и Павел,
Гете и Кант, и все арийцы, от ведийских священнослужителей до Фехнера, в своих
прекрасных заключительных стихах из «Трех мотивов и основ веры» слова «и
пребуду среди вас во все дни до скончания мира», все это еврею совершенно
недоступно, он не в состоянии понять этого. Ибо божественное в человеке есть
его душа. У абсолютного же еврея души нет.
Поэтому вполне естественно, что в Ветхом Завете отсутствует
вера в бессмертие. Как может человек ощутить потребность в бессмертии души, раз
у него ее нет! Еврею, как и женщине, чужда потребность в бессмертии: «anima
naturaliter Christiana», говорит Тертуллиан.
По тем же причинам у евреев отсутствует, как вполне верно
доказал Г. С. Чемберлен, истинная мистика. У них есть только безрассудное,
дикое суеверие и истолковательная магия, которая называется «Каббалой».
Еврейский монотеизм не имеет никаких общих точек с истинной верой в Бога, он
является скорее отрицанием этой веры, не истинным служением во имя принципа
добра, а «лжеслужением». Одноименность еврейского и христианского Бога есть
кощунственное поругание последнего. Религия евреев – это не религия чистого
разума: это вера старых баб, проникнутых сомнительным, грязным страхом.
