– Я не могу больше… Пожалуйста, Финн…
– Извини, малыш, но я не могу тебя так легко отпустить.
Джулиан медленно опускается на пол, садится на корточки.
Финн вынимает шприц, ложку, коробку спичек из «Ле Дома».
– Что ты делаешь? – шмыгает носом Джулиан.
– Моему лучшему мальчику надо успокоиться.
– Финн… Но я ухожу. – Джулиан начинает смеяться. – Я на самом деле ухожу. Я выплатил мой ебаный долг. Все. На этом все.
Финн не слушает, он садится на корточки, хватает руку Джулиана, засучивает ему рукава куртки и рубашки, снимает свой ремень, затягивает его на руке Джулиана, хлопает по ней, отыскивая вену, через какое-то время находит; пока он подогревает что-то в глубокой серебряной ложечке, Джулиан не перестает просить:
– Финн. Не надо.
Финн всаживает иглу в руку Джулиана, водит ею.
– Что ты собираешься делать? Тебе некуда идти. Ты собираешься всем рассказать? Что ты проблядствовал себя, дабы расплатиться с парой наркотических долгов? Чувак, ты наивней, чем я думал. Ладно, малыш, сейчас будет лучше.
Исчезни здесь.
Шприц наполняется кровью.
«Ты очень красивый мальчик, и в этом вся суть».
Интересно, продается ли он.
Люди боятся слиться. Слиться.
Наконец Финн выводит Джулиана из ванной комнаты, я иду следом, Финн ведет Джулиана по лестнице, и пока они вдвоем проделывают долгий путь наверх, мне видно, как там чуточку приоткрывается дверь, музыка на минуту стихает, из комнаты доносятся низкие стоны, когда же Финн заводит Джулиана внутрь, внезапно взмывает пронзительный крик, Джулиан с Финном исчезают, дверь с грохотом захлопывается. Я разворачиваюсь и ухожу.
* * *
Покинув дом, я направляюсь в «Рокси», где играют X. Почти полночь, «Рокси» переполнен, я обнаруживаю Трента, стоящего возле входа, он спрашивает, где я был, я не отвечаю, и он протягивает мне бокал. В клубе жарко, я прикладываю бокал ко лбу, потом к щеке. Трент замечает, что Рип тоже здесь, мы идем с Трентом к нему, Трент говорит, что вот-вот должны спеть «Sex and Dying in High Society»
[38]
, я отвечаю: «Отлично». Рип носит черные 501-е «левисы» с белой майкой X, Спин в майке с надписью: «Урла. Ебанько. Мудозвоны» и тоже черных 501-х. Первое, что, подойдя, говорит Рип:
– Слишком много здесь ебаных мексиканцев, чувак.
Спин фыркает и говорит:
– Давай убьем их всех.
Трент кивает и смеется, должно быть, думает, что это неплохая мысль.
Взглянув на меня, Рип говорит:
– Господи, чувак. Ты ужасно выглядишь. Что случилось? Хочешь кокаину?
Мне все-таки удается покачать головой и допить бокал Трента.
На меня налетает смуглый парень с тонкими усиками, майкой «Под большим черным солнцем», Рип хватает его за плечи и пихает обратно в танцующую толпу с криком «Латинос ебаный!».
Поговорив с кем-то по имени Росс, Спин обращается к Рипу, вернувшемуся от сцены:
– Слушай, Росс нашел кое-что в проулке за «Флипом».
– Что? – орет Рип, заинтересованный.
– Труп.
– Ты шутишь?
Росс, улыбаясь, нервно трясет головой.
– Я должен видеть, – расплывается в улыбке Рип. – Пошли, Клей.
– Нет, – говорю я. – Не хочу. Я хочу дослушать концерт.
– Пошли, все равно я хотел показать тебе кое-что у меня дома.
Мы с Трентом идем за Рипом и Спином к машине Рипа, Рип предлагает встретиться за «Флипом». Трент и я едем по Мелроуз, освещенный «Флип» закрыт, и мы, повернув налево, встаем во дворе на пустующей стоянке. Росс выходит из своего «фольксвагена» и жестами зовет нас следовать за ним в темный проулок за пустой магазин.
– Надеюсь, никто не сообщил в полицию, – бормочет Росс.
– А кто еще знает? – спрашивает Рип.
– Мои друзья. Они нашли его сегодня вечером.
Две девушки выходят из темноты аллеи, хихикают, держась друг за дружку. Одна говорит;
– Господи, Росс, кто этот парень?
– Не знаю, Алиса.
– Что с ним произошло?
– Передознулся небось.
– Вы позвонили в полицию?
– Зачем?
Одна из девушек говорит:
– Надо привести Марсию. Ей башню снесет.
– Вы, девушки, не видели Мими? – спрашивает Росс.
– Она была здесь с Дерфом, они ушли. Мы собираемся на Х в «Рокси».
– Мы только что оттуда.
– А-а, ну и как они?
– Нормально. Хотя и не пели «Adult Books»
[39]
.
– Не пели?
– Не-а.
– И никогда не поют.
– Я знаю.
– Облом.
Девушки уходят, разговаривая о Билли Зуме, мы идем за Россом в глубь проулка.
Труп лежит у стены, оперевшись на нее. Бледное лицо раздулось, глаза закрыты, рот открыт; это молодой парень, восемнадцати-девятнадцати лет, над верхней губой корочкой запекшаяся кровь.
– Господи! – восклицает Рип.
У Спина широко вытаращены глаза. Трент просто стоит, бормоча что-то вроде: «Круто».
Рип пинает парня ногой в живот.
– Он точно мертвый?
– А ты что, видишь, как он шевелится? – хихикает Росс.
– Господи. Как ты его нашел? – спрашивает Спин.
– Слухи ходят.
Я не могу оторвать глаз от мертвого парня. Мотыльки кружатся над его головой в свете свисающей сверху лампочки. Спин опускается на колени, разглядывает лицо, усердно его изучает. Трент принимается смеяться, закуривает косяк. Росс прислонился к стене, курит, предлагает мне сигарету. Я качаю головой, закуриваю собственную, но руки дико трясутся, и я ее выбрасываю.
– Смотри-ка, без носков, – бормочет Трент.
Мы стоим еще немного. В проулке гудит ветер. С Мелроуз слышны звуки проезжающих машин.
– Подождите, – говорит Спин. – Кажется, я его знаю.
– Не гони, – смеется Рип.
– Чувак, ты просто болен, – говорит Трент, передавая мне косяк.
Я делаю затяжку, передаю обратно Тренту, думая, что бы произошло, если бы парень открыл глаза.
