— Мартин? — спрашиваю я.
— Ага, очень приятно. Меня Джек зовут, — говорит портье.
— Меня Грэм. — Мы жмем друг другу руки.
— Я с Мартином говорил пару раз, — говорит Джек.
— Про… что?
— Ну, он просто знает кое-кого в группе, куда я чуть не попал. — Джек достает пачку сигарет с гвоздикой, предлагает мне. Еще три выстрела, наверху уже кружит вертолет. — А ты чем занимаешься?
— Учусь.
Джек дает мне прикурить.
— А, да? Где учишься?
— Я учусь в… — Пауза. — Э… я учусь в Юж… в — э… — Южнокалифорнийском.
— А, да? Первокурсник, что ль?
— Осенью буду второкурсник. Наверное.
— А, да? Круто. — Джек на минуту задумывается. — А Тима Прайса знаешь? Блондин такой? Весьма импозантен, но как бы самое большое чудовище на земле. Он в студенческом совете, кажется?
— По-моему, нет, — отвечаю я.
По ту сторону Уилшира кто-то ужасно вопит, потом что-то дымится.
— А Дирка Эриксона?
Я минуту якобы размышляю, потом отвечаю:
— Нет, по-моему нет. — Пауза. — Зато я знаю одного человека, его зовут Вал. — Пауза. — Довольно приличный, а его семье фактически принадлежит озеро Тахо.
Подъезжает еще одна полицейская машина.
— А ты учишься? — после паузы спрашиваю я.
— Нет, я вообще-то актер.
— Правда? Где снимался?
— В рекламе жвачки. И девчонкин друг в «Клирасиле». — Джек пожимает плечами. — Если не хочешь заниматься всякой дрянью, в этом городе работы не найти. А я хочу.
— Да уж, я думаю.
— Я вообще-то клипами хочу заняться.
— Ага, отец. Клипами.
— Ага, и Марк — очень удачное знакомство. — Слышен жуткий грохот, что-то опять дымится, подъезжает еще одна «скорая».
— Ты хочешь сказать — Мартин, — говорю я. — Вообще, отец, не помешало бы правильно имена запоминать.
— Ага, Мартин. Удачное знакомство.
— Да, удачное, — медленно соглашаюсь я. Докуриваю, стою у двери, жду выстрелов. Похоже, больше ничего не будет. Джек предлагает мне косяк, но я качаю головой и говорю, что мне бы соку, а потом еще поспать. — У меня наверху в кровати две пятнистые кошки и морская свинка. Я их раньше не видел. — Пауза. — Плюс мне бы еще соку.
— Ага, конечно, отец, я понимаю, — воодушевляется портье. — Сок, мужик. Сок — это хорошо.
Трава пахнет сладко, и мне как бы хочется остаться. Еще выстрел, крики. Я иду к лифту.
— Эй. Тут, по-моему, продолжение намечается, — говорит портье, когда я захожу в лифт.
— Что? — спрашиваю я, придерживая двери.
— Продолжение будет, — повторяет портье.
— Вот оно как. — Я не понимаю, что делать. Портье стоит в дверях, курит косяк. Я смотрю на него, потом на «чавк», и мы оба ждем.
В одиннадцать утра меня будит вызов конференц-связи. Звонят моя мать, отцовский юрист и кто-то со студии, где работает отец. Я слушаю, потом говорю, что сегодня вылетаю в Лас-Вегас, а потом даю отбой, чтобы забронировать билет. Просыпается Мартин, смотрит на меня, зевает. Интересно, куда делась Кристи.
— Ох, блин, — стонет Мартин, потягиваясь. — Сколько времени? Что творится?
— Одиннадцать. У меня отец погиб.
Долгая пауза.
— У тебя… был отец? — спрашивает Мартин.
— Угу.
— Что случилось? — Мартин садится, потом смущенно ложится. — Как?
— Самолет разбился, — отвечаю я. Беру с тумбочки трубку, ищу зажигалку.
— Ты серьезно? — спрашивает он.
— Ага.
— Ты нормально? Справишься?
— Ну, наверное. — Я вдыхаю.
— Ух ты, — говорит он. — Ну, мне, наверное, жаль. — Пауза. — Надо жалеть?
— Не надо, — отвечаю я, набирая номер справочной.
Я добираюсь на место катастрофы с экспертом по моторам «Сессны-172», ему надо сфотографировать мотор для досье компании, и еще с лесником — он нас ведет на гору, он в пятницу первым появился на месте. Я встречаюсь с обоими в номере «МГМ-Гранд», мы садимся в джип и едем примерно до середины горы. Оттуда идем по узкой тропе — крутой и усыпанной палыми листьями. По пути к месту катастрофы мы беседуем с лесником — он вообще-то молодой парень, лет девятнадцати, мне ровесник примерно, симпатичный. Я спрашиваю лесника, как выглядело тело, когда его нашли.
— Ты уверен, что хочешь знать? — На спокойном квадратном лице прорезается улыбка.
— Да, — киваю я.
— Ну, это ужасно странно звучит, но когда я его увидел, не знаю, оно было как… как миниатюрный Дарт Вейдер
[72]
в сто десять фунтов. — Он чешет в затылке.
— Как что? — спрашиваю я.
— Ну да, как Дарт Вейдер. Как маленький Дарт Вейдер. Ну, знаешь, Дарт Вейдер в «Звездных войнах», ага? — У него легкий акцент, который я не могу распознать.
Лесник, с которым я, кажется, уже вроде как заигрываю, рассказывает дальше. Торс и голова были совсем без кожи и сидели прямо. Остатки костей руки лежали там, где должна быть рулевая колонка. От кабины ничего не осталось.
— Торс просто вот так сидел, прямо на земле. Совершенно почерневший, типа, обугленный, до кости местами. — Лесник останавливается и смотрит на гору. — В общем, малоприятно, но я видал и похуже.
— Например?
— Я однажды видел, как стая черных муравьев тащила своей матке кусок чьей-то кишки.
— Это… впечатляет.
— Я и говорю.
— А еще? — спрашиваю я. — Дарт Вейдер? Ну ты даешь, отец.
Лесник смотрит на меня, потом вперед на эксперта по моторам и идет дальше.
— Тебе правда интересно?
— Видимо, — отвечаю я.
— Вот и все, — говорит лесник. — Туча мух. Немного вони. Но и все.
Мы шагаем еще сорок минут и доходим до места. Я разглядываю обломки самолета. Кабина развалилась почти целиком, и толком ничего не сохранилось, кроме кончиков крыльев и хвоста — целехонького. Однако носа нет, а мотор разбит вдребезги. Пропеллера никто не нашел, хотя упорно искали. Приборной доски тоже нет — даже обугленных кусков. Видимо, алюминиевый корпус от удара развалился, а потом расплавился.
Маленькие «Сессны» очень легкие, и я могу поднять и перевернуть целый хвост. Эксперт объясняет, что пожар, расплавивший самолет, видимо, возник из-за разбитых топливных баков. На «Сессне» топливные баки — на крыльях, по бокам от кабины. Еще я нашел в пепле осколок кости и куски отцовской камеры. Я встаю у камня рядом с лесником, а эксперт по моей просьбе нехотя щелкает фотоаппаратом.
