– Ты чего натворил, урод? – крикнул он то ли Мюллеру, то ли
Федулу – сам не знал.
– Ааа? – растерянно пропел Мюллер, не поняв скороговорки. –
Псиихануул яаа Сеереегаа. Фииг-няя. Щаас емуу ящиик пииваа приивяжеем и в
реечкуу.
А там прямо под террасой Истра течет, потому и «Поплавок».
– Какой ящик, гад? – вскинулся Дорин, зверея от мысли о
непоправимости случившегося. – Он член бюро райкома! Его вон шофер в тачке
ждет! Шофера тоже в речку кинешь? И «волгу»?
– Ааа? – опять не врубился Мюллер. Схватил его тогда Сергей
за шиворот и мордой, мордой в окровавленную рыбу, так что у кореша из носа
брызнуло, подбавило в желе краснянки.
– Руукии убраал! – взревел тут Федул, приподнимаясь, и снова
полез к себе подмышку.
Только где было спецназовцу против Дронова, когда он в
Режиме.
В два скачка Сергей оказался на другом конце комнаты и прежде,
чем Федул успел пушку из кобуры выковырять, вмазал ему со всего маху, от души.
Тот с тошнотворным хрустом приложился затылком о бревно, сполз. И затих.
Токо-так сразу отключился.
– Серег, я его выгоню, – пролепетал Мюллер, смахивая с рожи
листок петрушки. – А хочешь – вообще закопаю. На тебя он не должен был хавало
разевать…
Подошел к неподвижному охраннику, пнул его ногой – и вдруг
быстро присел на корточки.
– Серег, а ведь ты его того… Втухлую уделал. Не дышит.
Я убил человека, сказал себе Сергей, и ничего не
почувствовал кроме тоски.
Мария, Мария!
– Блин, чё делать-то, а? – заметался Мюллер. – Два трупака!
– Жди, – велел ему Дронов и стал звонить Сэнсэю – на него
теперь была вся надежда.
Слава богу, застал дома.
– Ты что ребусами говоришь? – перебил Иван Пантелеевич,
послушав минуту-другую. – Говори прямым текстом, мой телефон прослушивать
некому.
Ну, Сергей и объяснил прямым. Сэнсэй присвистнул:
– Э, ребята, да вы резвитесь не по-пионерски.
Замолчал.
Дронов, затаив дыхание, ждал.
– Шофер слышал выстрел? – медленно спросил Иван Пантелеевич.
– Шофер слышал? Проверь! – махнул рукой Сергей.
Мюллер подошел к окну. Там, метрах в тридцати под фонарем
стояла Васильевская «волга».
– Вроде нет, тут же немецкие стеклопакеты… Точно нет. Вон
сидит, башкой дергает – музон у него.
– Не слышал, – доложил Сергей в трубку.
– Тогда так. Пусть твой ублюдок отправит шофера – мол,
директора наш водитель отвезет. Потом пускай посадит в свою тачку мертвого
охранника, за руль. Рядом директора. Там близко мост, так?
– Так.
– Ночью, когда на дороге никого, пусть столкнет тачку с
моста в реку. Стоп. Пуля в голове?
– Пуля в голове? – переадресовал Сергей вопрос Мюллеру.
Тот присел, брезгливо приподнял голову Васильева.
– Нет, навылет прошла.
Дронов повторил:
– Нет, навылет. Но экспертиза же все равно…
– Не твоя забота! – Впервые в голосе Сэнсэя лязгнул металл.
– Ты, Сережа, свои интеллектуальные способности уже проявил. Теперь отдохни.
Никакой экспертизы не будет. Обычное ДТП. Всё, уезжай оттуда. Да поживей.
Мюллер сам справится, а тебе рисковать незачем. Домой, домой. Я к тебе еду.
И обошлось. Расследование, конечно, было, но обычное, какое
бывает при аварии. С лесным участком тоже всё устроилось. Но в тот вечер Дронов
получил от Сэнсэя по полной программе.
– Я тебе мораль читать не буду. Одно спрошу: как ты
допустил? Фашистюга этот твой гад и подонок, за то его и держим. Но ты-то,
ты-то! Во что вляпался! А где твоя хваленая реакция была, где были мозги?
Желваки так и ходили на каменном лице Ивана Пантелеевича.
Сергей слушал, опустив голову – в оправдание сказать было нечего.
– Гляди, Сережа, если я в тебе разочаруюсь, то один раз и
навсегда.
И так это было сказано, что у Дронова по позвоночнику
пробежали ледяные иголки.
Иван Пантелеевич понял, что хватит. Сменил тон.
– А что это у тебя за интересная особа поселилась? В
домашних тапочках разгуливает, в халате. Вроде не твой типаж? – весело спросил
он.
С Марией Сергей его не знакомил, не тот был момент – она
сама выглянула в прихожую, посмотреть, кто это приехал в такой поздний час.
Иван Пантелеевич поздоровался, она кивнула – вот и всё общение.
– Почему не мой? – нахмурился Сергей.
– Ты любишь фигуристых, с конфетной мордашкой, а эта тощая,
страшненькая. Ты где ее подцепил?
– В Лычкове, – неохотно ответил Дорин, обидевшись за Марию.
– Когда?
– В прошлый четверг, а что?
– Да нет, ничего. Что-нибудь про нее знаешь?
– Что мне надо – знаю.
По голосу Сэнсэй понял, что его питомец на взводе.
– Ладно, не рычи. Я тебя понимаю. Есть в ней какая-то
изюминка. Глазищи хороши.
И пропел: «Где ж вы, где ж вы, очи карие…»
Сергей буркнул:
– Чего это карие?
– А какие же? – удивился Иван Пантелеевич. – Карие и есть, с
бархатным отливом. Э-э, чемпион, да ты втюрился не на шутку. Первый раз тебя
таким вижу. Жениться, что ли, собрался?
Но видя, что Сергей окончательно набычился, сменил тему –
заговорил о деле.
Кончилось счастье
Четыре месяца с хвостиком продолжалось счастье Сергея
Дронова. Вечером 21 сентября кончилось.
Он вернулся домой не поздно, в шестом часу, с охапкой мокрой
сирени – нарвал в саду, под дождем.
Весело крикнул с порога:
– Уф, вымок весь! В ванну полезу, греться. Хочешь со мной?
Откликнуться она, понятно, не могла, но он ждал, что
выскочит навстречу.
Не выскочила. И в гостиной было тихо – не скрипнуло кресло,
не зашелестели шаги.
