А он боялся голову повернуть, держался за руль ни жив ни
мертв. От нервов рванул на обгон прямо перед носом у встречного грузовика, едва
не впаялся.
Зато когда Мария медленно, задумчиво кивнула, да не один
раз, а дважды, его прямо обожгло.
От нахлынувшего счастья, от разом скинувшего скорость
Метронома Сергей понес чушь:
– Ну и правильно. Не пожалеешь. Ты еще не знаешь, кто я. Я
Сергей Дронов. Слыхала про такого?
Она помотала головой, озадаченно приподняла брови.
– Да ты чего? – поразился он. – Про меня по телевизору
документальное кино сколько раз крутили. «Сокола полет» называется. И в
новостях. Я двадцатичетырехкратный чемпион мира, у меня мировых рекордов…
Тут она прыснула – по-девчоночьи, прикрыв рот ладонью, и
Дронов заткнулся, покраснел. Хрен знает, чего она захихикала. Хорошо еще, если
в значении «ну ты здоров врать» – это дело поправимое. Только, похоже, смех был
не то чтобы недоверчивый, а такой… Ну вроде как взрослому человеку потешно,
когда карапуз своими фантиками или игрушечными машинками хвастается. Вот какой
это был смех.
Разозлился Сергей, обругал себя: ну чего ты мельтешишься,
козлина, чего шестеришь? Обычная подмосковная девчонка, просто красивая очень.
Ладно, поправился он, пускай не обычная, пускай особенная. Очень возможно, что
второй такой на свете нет – ни в Америке, ни в Азии, нигде. Но все равно ведь
женщина. Что он, бабских примочек не знает? Ведь взрослый мужик, так и веди
себя по-взрослому, по-мужиковски.
– Приодеть бы тебя, – сказал он, глядя на ее плащик и
нитяные чулки. – Ну и вообще. Макьяжик там, маникюр-педикюр. Ты как, не против
такого предложения?
Хотел бы он посмотреть на девчонку, которая была бы против.
Мария в первую минуту вроде как не поняла, слегка наморщила
лоб. Потом тряхнула челкой, энергично кивнула.
Точно – девушка как девушка, отлегло у Сергея. И улыбаться,
оказывается, умеет по-нормальному. А на переносице у нее, он только сейчас
разглядел, бледно-золотые пятнышки веснушек. Ну подумаешь – веснушки, но от
этого открытия сердце чуть снова не соскочило в Режим, однако передумало и
только быстро сжалось-разжалось. Наверно, это и называется «нежность», пришло
Дронову на ум слово, которого он никогда в жизни не употреблял и всегда
полагал, что оно придумано для книжек.
Золушка и Принц
Раз такое дело, Сергей не стал в Жучиловку заезжать, дунул
прямо на Калининский, в Центр Красоты.
Директор недавно участок взял под дачу, так что Дронова
встретил как дорогого гостя. Поцеловал спутнице, руку, на редкостную ее
внешность внимания не обратил (наверно, объелся красотой на работе) и сразу
пристал, нельзя ли силикатного кирпича и щебенки достать, через Андрея
Вениаминовича, Мюллера то есть.
– Видали? – перебил Сергей, показывая на Марию. – Человек
прямо из экспедиции, в чем была. Геолог, два месяца в тайге. От холодов даже
голос потеряла. А вечером нам в итальянское посольство на прием. Обслужите по
полной программе. Маски там всякие, массаж, ноготочки – ну, сами знаете.
Косметику, понятно, не польскую, а французскую…
Директор подхватил:
– Для вас, Сергей Иванович, из сейфа настоящий «Ланком»
достану, только что получил набор из новой коллекции. И насчет волос не
беспокойтесь, позвоню Альбине Петровне в «Чародейку». Там сегодня Пьер
работает, пусть отменит кого-нибудь из клиентов. Возвращайтесь к шести, не
узнаете свою даму. Так как насчет кирпича и щебеночки?
– Без проблем.
С Калининского Сергей дунул в цековский распределитель за
деликатесами, потом сгонял на центральный рынок, оттуда к Ванде, волшебнице по
части шмоток – отоварился на четыре с половиной штуки. Квартира у Ванды вроде
склада – обувные коробки до потолка, шкафы с тряпьем, ящики разных
колготок-шарфиков, черт ногу сломит. Пришлось звонить в Центр Красоты, чтоб
Марии померили талию, бедра, ступни. Выбрал всё самое лучшее, на свой вкус.
Короче, еле-еле к шести поспел на Калининский.
Но мог бы особо не торопиться, над Марией колдовал великий
парикмахер Пьер. Сотню возьмет, не меньше. Да хоть две.
Передал Сергей ассистентке пакеты, коробку с обувью. Сел в
кресло ждать. Листал журнал «Бурда», волновался.
Мария вышла без четверти семь. Такая, что у Дронова журнал
на пол выскользнул.
Нет, она не стала красивей, потому что некуда. Но из чумазой
золушки превратилась в такую фифу – на любой, самый крутой вернисаж приведи,
будет королевой. Не зря Сергей отстегнул чумовые бабки за гипюровую блузку,
сквозь которую просвечивал лиловый лифчик, на кожаную мини-юбку, на замшевые
сапоги выше колен и красные сетчатые колготки.
Мария с любопытством разглядывала себя в зеркале, хлопая
приклеенными ресницами – то так повернется, то этак. Потрогала волосы,
растрепанные, будто на сеновале ночевала. Хихикнула.
– Мадемуазель, укладку не трогаем, – переполошился Пьер,
горделиво оглядывавший свое творение. – Это деликатная конструкция. И по улице
не ходить. В машину, из машины, и только.
Небрежным жестом взял у Дронова бумажку.
– Мерси. Забирайте вашу болтунью. Ни слова за час. Впервые
встречаю такую клиентку. Конечно, к такой стильной прическе больше подошел бы
черный коктейль-дресс и открытые туфли на каблуке. А вот это уж совсем лишнее,
– скривившись, ткнул Пьер на красные колготки.
Марию его слова, кажется, встревожили. Она снова посмотрела
на себя в зеркало, потом на Дронова. Как он любил у женщин этот взгляд –
неуверенный, сомневающийся.
Показал ей большой палец и закатил глаза. Она засмеялась.
– Ничего, после сама решит, что ей нравится. Выбор есть.
Что правда, то правда – всё заднее сиденье джипа было
завалено пакетами, свертками и коробками.
Перед тем, как забрать Марию, Дронов успел заскочить в
«Прагу», велел оставить столик на двоих, с видом на Арбатскую площадь, но
теперь подумал: на фиг «Прагу». Домой, и чтоб вокруг никого. Вдвоем.
Про любовь
Сев в машину, Мария почти сразу уснула. Наверно от избытка
впечатлений. Дронов вел джип ровно-ровно, никогда так не водил. В левый ряд не
выезжал, даже никого ни разу не обогнал. Сердце у него в Режим не
перескакивало, но трепетало на самой грани. На светофоре смотрел на девушку не
отрываясь, и всё ему мало было.
