Прежний Дарновский посопел бы и утерся, но теперь, когда
фамилия Роба открыла свой сокровенный смысл (происходила она от слова «Дар»,
тут без вариантов), сдаваться без борьбы не подобало.
Милка была очкастенькая, тихая, похожая на мышь. Никто к ней
не клеился – и не потому что страхолюдная, а потому что папани боязно. Не
говоря уж про то, что Зайчицкую в школу привозили на большой черной тачке, и
потом до конца уроков в раздевалке сидел охранник, решал кроссворды.
Роб подошел к Милке на перемене и сразу взял быка за рога.
– Слушай, она тебе нужна, эта медаль? – укоризненно спросил
он, глядя августейшей мышке в глаза.
«О чем он? Какая медаль?», – с искренним удивлением спросил
нежный, запинающийся голос.
– Какая медаль? – сказала Милка вслух. Внешний ее голос,
увы, звучал хуже внутреннего.
– На которую тебя директор с завучем тянут. Потому что перед
твоим отцом прогнуться хотят. Ты же и без медали куда хочешь поступишь, тебе
только пальцем ткнуть.
Она часто-часто замигала.
«Как стыдно, господи, как стыдно, неужели правда?»
– Ты это точно знаешь? Про директора с завучем?
– Точно.
«Зачем он мне это?»
– А… а зачем ты мне это говоришь?
– Затем, что тебе эта позолоченная медяшка на фиг не
сдалась. А для меня она единственный шанс поступить туда, куда я хочу. Но
портреты моего папы на демонстрациях по Красной площади не носят, поэтому
медаль дадут тебе.
«Он честный. Не врет. Не такой, как другие. И глаза».
Услышав про глаза, Роб сглотнул. Ёкэлэмэнэ, а ведь захочу –
моя будет. Дочка самого Зайчицкого! Главное, девка вроде хорошая. Что думает,
то и говорит, первый раз такую вижу.
Но шикнул на себя: стоп, задний ход. Для трали-вали она не
годится. Во-первых, крокодилина. Во-вторых, как бы башку не отвинтили. А про
законный брак думать еще рано. Ничего, с Даром я любую царевну отхвачу,
успеется.
– Что… что мне делать? – тихо спросила Милка. – Ты скажи, я
сделаю.
«Вот если бы такой. Да, именно такой…»
– Пойди к директору и скажи: очень прошу вас медали мне не
давать, папе это не понравится. Я тебе этого никогда не забуду.
И посмотрел на нее выразительно так, даже проникновенно.
– Хорошо… – Бледные щеки дурнушки зарозовели.
В общем, получил Роб свою медаль. Никакая она оказалась не
золотая – легонький металлический кружок, покрытый микронным слоем позолоты.
Неважно, зато это был ключ к воротам заколдованного замка. Верней, только
первый из ключей.
Медалистам полагалось сдать два экзамена – сочинение и
английский, набрав в сумме минимум 9 баллов. Но главное рубилово в МГИМО
происходило на так называемом Собеседовании, еще до всяких экзаменов. Там тебя
могли спросить о чем угодно, а то и просто завернуть без объяснения причин.
Оставляли только своих, «списочных», да для разбавки некоторое количество
терпил, которые потом не пройдут по баллам.
И вот настал тот день кровавый. В аудитории, куда вошел
бледный и решительный Дарновский, за столом сидела комиссия из трех человек:
посередине щекастый председатель с огромной, будто раздутой башкой и зачесом на
малиновой лысине; по бокам еще двое, парень и баба, но на них Роб едва
взглянул. Ясно было, что основняк тут Щекан Зачесович. Бой Руслана с Головой, бодрясь
сказал себе Роб, разглядывая бугристую проплешину председателя.
Услышав фамилию абитуриента, тот вдруг заулыбался,
приветливо сощурил припухшие глазки.
«Дарновский, Дарновский… кажется, был такой, точно был…»
Чего-чего? Где это я был?
Роб насторожился.
Но председатель полистал блокнотик, насупился.
«Нет, тут Тарновский. А это Дарновский. Ну и шнобель, еврей
что ли, вот наглая нация, МГИМО ему подавай. Что бы ему такое вчекалдычить?»
И вчекалдычил:
– Ну, молодой человек, расскажите нам про
всемирно-историческое значение Великой Октябрьской Социалистической Революции,
по пунктам.
Вопрос бы подлый, каверзный. Все эти чертовы пункты
нормальный человек ни за что не упомнит, какой-нибудь обязательно пропустит.
Начал Роб резво:
– Великая Октябрьская Социалистическая Революция открыла
пути решения коренных проблем, выдвинутых всем ходом мировой истории: о будущем
обществе, о социальном прогрессе, о войне и мире. Подтвердила ленинскую теорию
социалистической революции…
Потом, пункта примерно с десятого, сбавил темп, давая Щекану
возможность включиться – мысленно подсказывать.
И всё пошло путем, закончил, как под диктовку:
– И последний, шестнадцатый пункт: Великая Октябрьская
Социалистическая Революция послужила вдохновляющим импульсом для развития
новых, революционных форм гуманистического искусства.
«Вот зараза. Ничего, я тебе про нацосвдвижение».
– Ну как же, – расстроенно развел руками председатель. – Как
можно было не упомянуть о таком факторе глобального значения…
– Да-да, – перебил его Роб. – Великая Октябрьская
Социалистическая Революция явилась переломным рубежом в развитии
национально-освободительного движения и положила начало кризису колониальной
системы.
«Вот … – неожиданно проскочило в мыслях Зачесовича матерное
слово, – с языка снял, засранец».
Он с неудовольствием покачал головой:
– Поживей надо, поуверенней. Ведь это Великая Октябрьская
Социалистическая Революция. Ладно, дадим вам еще шанс.
Попробовал срезать по датам, но это был пустой номер, после
Бориса-то Сергеевича.
Тогда гнусный Щекан зашел с другого фланга – стал спрашивать
имена руководителей братских партий.
Но для Роба и это была ерунда, просто повторяй за внутренним
голосом «Густав Гусак, Николае Чаушеску, товарищ Хонекер», и все дела.
Однако когда в ход пошли лидеры афро-азиатских стран,
выбравших некапиталистический путь развития, экзаменуемый занервничал. Это уже
было чистой воды хамство. Уделает его щекастый барбос, возьмет не мытьем так
катаньем.
