Пристав объявил: «Всем встать!» И все встали, как раз когда судья вошел через боковую дверь. Парик у него был получше, чем у адвокатов, а мантия черная с фиолетовым. Он сел за длинную судейскую скамью под геральдическим знаком, и всем велели сесть. Сам пристав тоже сел за маленький столик, а адвокаты оказались лицом к судье, разложив на своих столах ноутбуки и папки с бумагами.
Элли вдруг поняла, что не может сконцентрироваться, перед глазами все плыло. Майки сидел прямо позади, в каких-то трех рядах с другой стороны прохода. Со стороны невесты.
Адвокаты по очереди встали для разговора с судьей. Говорили о показаниях, на которые опирается обвинение, о материалах, которые могли бы пойти на пользу защите, сыпали юридическими терминами. Собравшиеся наблюдатели склонились вперед на своих стульях, пытаясь что-нибудь разобрать.
Смотрит ли на нее Майки? Ему вообще ее видно с того места, где он сидит? Может, только затылок? Или затылок и плечи? Адвокаты все говорили и говорили, и вот уже публика начала скучающе ерзать. Но только Элли обрадовалась, что Барри был прав и всем просто станет скучно и они уйдут домой, как Тома вызвали на скамью подсудимых. Тут уж все чуть стулья не опрокинули.
Скамья располагалась сбоку от адвокатского стола и была наполовину отделена перегородкой. К ней вела лестница. Когда Том взошел на нее в своем лучшем костюме, все в зале смогли увидеть его лицо. Он был еще бледнее, чем в машине, и выглядел очень испуганным.
– Ваше имя Томас Александр Паркер? – спросил судья.
– Да. – Его голос был очень юным – и таким родным, что у нее закололо сердце.
Судья зачитал его дату рождения и адрес. Даже индекс не забыл. Затем зачитал обвинение, и весь зал словно содрогнулся. Слово «изнасилование» зазвенело эхом в ее голове. Судья спросил Тома, понимает ли тот, в чем его обвиняют.
– Да, – ответил Том. Словно принес клятву.
– Признаете ли вы себя виновным?
Элли слышала, как бьется ее сердце, как тикает мозг – вокруг все словно замедлилось. Он бы мог отказаться от всяких признаний. Сказать, что было временное помутнение. Или признаться, что он это сделал.
– Нет, не признаю.
Зал взорвался негодованием, с одной стороны, и аплодисментами – с другой. Должно быть, кое-кто из друзей Тома тоже пришел на заседание, потому что раздался возглас: «Молодец, приятель!» Судья постучал молоточком и призвал к порядку.
Воспользовавшись переполохом, Элли украдкой взглянула на Майки.
Тот потупился в пол, и вид у него был такой, будто все кончено. Увидев его, она задрожала всем телом. Он любил свою сестру, поэтому и пытался ей помочь. И мать любил – достаточно посмотреть, как он ее обнимает, как она жмется к нему. Он ради них на все готов, наверное, – и разве не для этого нужна семья? Разве не об этом вечно твердит ей Том? Но теперь Майки придется пойти домой и сказать Карин, что через несколько недель, которые пролетят так быстро, что и не заметишь, она должна будет выйти из квартиры, явиться в суд и рассказать о том, что произошло. Всю ее жизнь разложат по косточкам и исследуют под микроскопом совершенно незнакомые люди; кто угодно сможет прийти в суд и смотреть на нее. «Нет, не признаю».
Эти слова точно отпечатались у Элли в мозгу. Каждый раз, закрывая глаза, она видела их горящими, как пламя.
Двадцать восемь
Майки варил кофе на кухне и следил одновременно и за Карин, и за Джеко. Вообще-то, он не хотел тут торчать, ему бы сейчас ехать на работу, но мать бросилась наверх, как только они вернулись с суда, а он знал: кофе – это единственное, что может заставить ее спуститься.
Карин наматывала волосы на палец и внимательно слушала Джеко. Тот рассказывал, как вслух назвал Тома Паркера ублюдком на лестнице в здании суда.
– Мы все заорали на него, когда он вышел, – говорил Джеко. – Он даже пальто на голову натянул, так ему было стыдно. Знаешь, сколько людей тебя поддерживает? Там была куча твоих друзей из школы.
– Надо бы написать им, – ответила Карин. – А то вела себя ужасно. Иногда трудно поверить, что все о тебе не забыли.
– Забыли? Да нет же, все готовы тебя поддержать. – Джеко сделал вид, что боксирует. – Проблема в том, что от судов этих толку никакого. Предоставили бы дело нам, обычным людям, мы бы этого козла еще на парковке линчевали и повесили на дереве.
– Плохая мысль, – покачала головой Карин. – Смотри, что случилось с Майки, стоило ему подобраться поближе.
Майки нахмурился:
– Ерунду не говори. Ублюдку здорово досталось.
– Да ты все это ради себя сделал.
Сперва она Джиллиан разболтала про драку, теперь высмеивает его перед лучшим другом! У Майки дар речи пропал от такой неблагодарности.
– Ты, когда домой вернулся, был как из фильма ужасов, – продолжала Карин. – И кому это помогло в итоге?
Она покачала головой, как мать, разочарованная поведением ребенка.
– А все потому что он один пошел, – поддакнул ей Джеко.
– Ну да, и забыл мозги с собой прихватить. – С этими словами она потянулась через стол и постучала Джеко по голове. Оба рассмеялись.
Эта парочка начала действовать Майки на нервы. Он тут стоит, варит кофе – а эти хоть бы предложили свою помощь. Лучше бы прибрались, чем сидеть и чесать языками. На столе жуткий беспорядок – пепельницы, грязные кофейные чашки, тарелки от завтрака, грязный стакан с белой пленкой от молока. Тут даже пахнет плесенью, как будто что-то сгнило. И Майки знал, что, когда сегодня вернется домой с работы, встретит его та же картина. А еще видел, что Джеко как-то переменился, только вот как именно – понять не мог. Разглагольствуя о том, что случилось в зале суда, Джеко вел себя так, будто он здесь главный. Раньше так не было.
– А сестрица его чуть в обморок не грохнулась, – продолжал он. – Пришлось его мамаше ее вывести, усадить и обмахивать газетками.
– Ты имеешь в виду Элли Паркер?
– Нуда, ее.
– Она была дома в ту ночь, – заметила Карин, – а делает вид, будто ничего не знает. Я же тебе про нее рассказывала, да, Майки?
Майки кивнул, раскладывая сахар и ложки. Имя Элли, произнесенное походя, словно обожгло его.
– Я все больше и больше вспоминаю, – обратилась Карин к Джеко. – В ту ночь я с ней несколько раз разговаривала. Она мне даже ведро принесла на случай, если меня стошнит, а в показаниях утверждает, что все время спала.
Джеко нахмурился:
– А что полиции не расскажешь?
– Да я рассказала, но они говорят, этого мало – мое слово против ее. А она вряд ли заложит брата, как думаешь?
– Ты не проголодалась? – Майки не терпелось сменить тему. – Ела что-нибудь, пока нас не было?
– Нет.
Джеко недовольно покачал головой, как будто он тут служил шеф – поваром.
