— Синьорина,
вас к телефону.
Голос у Петера был
веселый:
— Прости, что
прервал гейм.
— Ты спас
двух своих парней от разгрома, — так же весело ответила она.
Он рассмеялся:
— Они
проигрывают?
— У них нет
ни малейшего понятия о рыцарском поведении, поэтому они ни за что не хотят мне
уступить, — ответила Мария, вытирая разгоряченное лицо и шею махровым
полотенцем. — И я тебе благодарна за эту маленькую передышку.
— Как
ты? — с беспокойством спросил Петер.
— Я в
отличной форме.
— Рад
слышать.
— Ты нашел
то, что мы искали?
— Это
довольно запутанная история. Я все тебе расскажу по возвращении.
Петер не доверял
телефонам и пользовался ими с большой осторожностью. Мария об этом знала и тоже
научилась не доверять телефонному аппарату слова, которые могли быть
подслушаны.
— Ну что ж,
тогда я буду тебя ждать, — ответила она.
— Я еще не
так скоро вернусь.
— А когда?
— Придется
подождать еще несколько дней.
— Сколько
скажешь. Я тебя обнимаю, — попрощалась она.
Внезапно Марию
охватили тревога и растерянность. Эти ощущения были ей хорошо знакомы, но она
надеялась, что уже сумела навсегда избавиться от них. Мысль о возможном
рецидиве повергла ее в состояние, близкое к шоку. Необходимо было срочно
поговорить с психиатром. Она позвонила к нему в миланскую приемную, заранее
убедив себя, что доктора не окажется на месте. Кризис всегда начинался с этого:
она падала духом, теряла веру, самые пустяковые дела представлялись ей
непреодолимо трудными. Вопреки ее ожиданиям, оказалось, что доктор Бергонци у
себя и даже не слишком удивлен ее внезапным звонком.
— Я опять
погружаюсь во тьму, — заключила она свой рассказ о последних событиях.
— Давайте это
обсудим, — предложил психиатр, внимательно ее выслушав.
— Через час,
хорошо? — попросила она.
— Мне очень
жаль. Через час у меня сеанс.
— Я дождусь,
пока он кончится. Прошу вас, мне очень нужно с вами поговорить, — умоляюще
произнесла Мария, охваченная мучительной тревогой.
Ей пришлось до
восьми часов вечера дожидаться в приемной психиатра. Наконец врач принял ее.
— Присаживайтесь, —
пригласил доктор, протягивая ей руку и указывая на кресло по другую сторону
стола. — К сожалению, могу уделить вам только пять минут: я жду гостей к
ужину.
Мария, вплоть до
этой минуты находившаяся в состоянии безудержной паники, внезапно почувствовала
себя лучше. Ее первые слова удивили даже ее самое:
— Я люблю
Петера Штрауса.
— Это
утверждение или вопрос?
— Это
открытие, порождающее множество сомнений, — ответила Мария, ожидая
комментариев, но их не последовало.
Он разжигал
трубку, стараясь не обжечь большой палец настольной зажигалкой.
— Вопрос вот
в чем, — вновь заговорила Мария. — Он кажется мне привлекательным и
желанным, потому что он — Петер Штраус со всем своим богатством, или я просто
цепляюсь за него, как за единственную реальность в мире хаоса? Я не уверена,
что достаточно ясно выражаюсь…
Доктор проверил,
как раскурена трубка, и по кабинету разлился пряничный запах табака. Трубка
тянула отлично. Он сделал пару коротких затяжек и откинулся на спинку кресла,
глядя на нее и не говоря ни слова.
Мария в это время
пыталась сформулировать для себя следующий вопрос, и нужные слова не замедлили
прийти.
— Неужели я
не могу любить его за его душу, за то, чем он является, а не кажется?
Доктор Бергонци
любовно погладил чашу трубки и взглянул на Марию с ласковой усмешкой.
— Почему вы с
таким упорством усложняете себе жизнь?
— Я хочу быть
честной по отношению к себе и к нему.
— Давайте на
минутку оставим честность в стороне. Я тебя люблю, потому что ты мне нужен .
Понимаете?
— Ты мне
нужен, потому что я тебя люблю , — Мария моментально вывернула наизнанку
его посылку.
— Ну вот, вы
сами себе и ответили. Вы любите Петера Штрауса. Точка. Конец связи. Перестаньте
себя изводить. Вы уже пережили положенную вам долю несчастий. Вам не кажется,
что с вас уже довольно? — Он взглянул на часы: — Прошло уже пятнадцать
минут. Я обещал вам пять.
— Я еще не
закончила. — Мария судорожно уцепилась за подлокотники кресла.
— Продолжим
разговор по дороге, — он взял свой саквояж и предложил ей последовать за
ним из кабинета.
— Мне
кажется, Петер смотрит на меня как на дочь. Все эти годы его отношение ко мне
было чисто отеческим, — говорила она, пока они спускались по лестнице.
— С одной
только небольшой разницей. Вы не дочь Петера Штрауса, а он человек одинокий.
Поразмыслите об этом на досуге и сделайте свои собственные выводы, —
посоветовал доктор, протягивая ей руку на прощание, когда они вышли на улицу.
14
В сопровождении
своего друга, депутата парламента, Петер Штраус углубился в лабиринт узких
улочек «вуччирии», знаменитого палермского рынка.
— Только
землетрясение или тайфун могли занести тебя в Палермо, — пошутил сицилиец,
зная, что Штраус считает этот город смертельно опасным. — Да к тому же еще
без охраны.
— Ты почти
угадал, — подтвердил предприниматель. — Тема деликатная и настолько
страшная, что мне не с кем ее обсудить, кроме как с тобой. Тебе известно о
тайных связях между политикой и мафией, проституцией и наркотиками, Квириналом
[43]
и спецслужбами.
— Мне ничего
не известно, — сразу насторожился депутат. — До меня доходят разного
рода слухи. Но это всего лишь слухи, не подкрепленные конкретными фактами.
Никакими фактами. Никакими. Понятно? — Он побагровел и стал беспокойно
оглядываться по сторонам, хотя в бурлящей атмосфере старинного палермского
рынка никто не смог бы подслушать их разговор.
— Я
располагаю конкретными фактами, — заявил Петер.
— Ты
шутишь! — всполошился его друг.
— Никогда в
жизни не был так серьезен. И так встревожен.
— И где же
они, эти доказательства? — спросил депутат.
— Ты их скоро
получишь. Я их тебе пришлю с курьером прямо на дом. Используй их по своему
усмотрению. Можешь их даже уничтожить, если считаешь нужным, я не стану
возражать. Однако с учетом того, в какое время мы живем, я бы их сохранил в
надежном месте. Мало ли что может случиться, — многозначительно заметил
Петер.
