Он повел их к
невысокому зданию гаража. Они поднялись по железной лестнице на второй этаж, в
квартиру. Попав внутрь, Петер убедился, что все соответствует описанию, данному
Марией. При мысли о том, что она была заложницей в этом гнусном месте, он снова
ощутил глухую ярость. Квартирка над гаражом тоже выглядела так, словно по ней
пронесся ураган. Антонино все перевернул вверх дном, ища катушки с записями. Но
так и не нашел того, что искал, подумал Петер, увидев, что потолок в ванной
цел.
— Кажется,
это панельный потолок, — заметил он вслух, обращаясь к одному из своих
людей. — Посмотрим, сумеешь ли ты сдвинуть одну из панелей.
Телохранитель
встал на край ванны и принялся выстукивать по потолку костяшками пальцев.
— Тут есть
полость, — подтвердил он, сдвинул панель и засунул руку внутрь. — Тут
что-то лежит.
Он вытащил
картонную коробку и протянул ее Петеру. Открыв ее, Петер увидел те самые
катушки с магнитофонными пленками, о которых говорила Мария.
Вечер он провел в
гостинице, прослушивая записи, сделанные Мореттой. Теперь ему было известно
гораздо больше, чем Мария могла бы вообразить. Узнал он и имена сообщников
Антонино Катании. Но это были всего лишь имена. Он не знал, где их искать.
На руках у него
была информация, наводившая на него ужас. От нее надо было избавиться как можно
скорее. Когда, ближе к рассвету, Петер уснул, последней его сознательной мыслью
была мысль о Марии. Он обещал ей достать эти записи, чтобы она сама могла
отнести их в полицию, сдержав таким образом обещание, данное подруге. Но он не
хотел, чтобы она вновь оказалась замешанной в эту историю. Так, впервые в
жизни, Петер решил солгать ей.
12
Вилла, выстроенная
в неоклассическом стиле, стояла на склоне невысокого холма над Бонье. Портал из
туфового камня венчал вход в трехэтажное здание, возвышавшееся над бескрайними
виноградниками. Здесь, под щедрым солнцем Прованса, созревали лучшие местные
сорта винограда, предназначенные для тонких вин, умножавших славу семейства
Онфлер.
Мистраль никогда
раньше не бывал в доме, подобном этому, обставленном великолепной старинной
мебелью и увешанном драгоценными полотнами.
Шанталь пригласила
его на выходные.
— Теперь мои
родные смогут наконец познакомиться с тобой и убедиться воочию, что ты
нормальный человек. А то они склонны считать всех, кто не принадлежит к их
кругу, инопланетянами.
Зачарованным
взглядом Мистраль разглядывал утварь, ковры, серебро, терракотовые скульптуры и
хрустальные люстры необыкновенной красоты.
— Этот дом
похож на сказку! — воскликнул он.
— Это наш
загородный особняк. Ты еще не видел наш дом в Париже, — небрежно бросила
она.
Мистраль отдал
свой саквояж одному из слуг и последовал за Шанталь во внутренний дворик, чтобы
полюбоваться садом, террасами спускающимся вниз по холму и освещенным
последними лучами вечерней зари.
— Ведь здесь
ты выросла, верно? — спросил он, стараясь вообразить, как проходило
детство Шанталь в этом прекрасном доме.
— Я росла в
разных местах, — ответила она, — но, конечно, и здесь тоже. Но только
не зимой, когда дует мистраль. Зимой здесь очень страшно.
— Я знаю.
Силу этого ветра я несу в своем имени. И в сердце, — признался он и
перевел разговор: — А где же ты жила зимой?
— В Париже,
разумеется. В августе мы ездили на море. В декабре — в горы. Ну а кроме того, я
много лет провела в коллеже, в Пиренеях. Жуткая дыра. Но настоящий наш дом,
конечно же, здесь. Папа унаследовал его от своего отца, а дедушка от своего, и
так далее.
— Понятно, —
улыбнулся он, окидывая взглядом долину, представлявшую собой один сплошной
виноградник.
Тут и там посреди
зеленого моря возвышались островки крестьянских усадеб. В одной из них, должно
быть, жили Плувены, родственники его матери. Он все еще помнил слова Адели,
сказанные ему в детстве: «Когда-нибудь я отвезу тебя в Прованс познакомиться с
твоими дядями и тетками». Но они так и не собрались съездить во Францию.
Возможно, Адель не захотела вновь увидеть семью, позабывшую о ее существовании
с тех самых пор, как она вышла замуж за рыбака из Чезенатико. Эти крестьяне из
Прованса были суровыми, непреклонными людьми. Кто знает, может быть, и
аристократы, такие, как Шанталь, были на них похожи?
— Тебе так
понравился этот вид? — удивилась девушка, увидев его в глубокой
задумчивости.
— Это ведь и
моя земля, — неожиданно объявил Мистраль. — Моя мать родилась здесь.
— Ты что,
шутишь?
— Я говорю
совершенно серьезно.
— И поэтому
тебя зовут Мистралем?
— Верно. Мою
мать зовут Адель Плувен.
— В этих
местах живет много Плувенов. Некоторых я знаю. Они у нас арендуют землю уже лет
сто, а может, даже и больше.
— Это мои
родственники, — улыбаясь, подтвердил Мистраль.
— Тебе это
кажется забавным? — спросила Шанталь.
— Конечно.
Вот бы удивились братья моей матери, если бы узнали, что их племянник в
хозяйском доме ведет разговор с глазу на глаз с графиней Онфлер.
— И ты
никогда здесь раньше не был?
— У меня эти
места не вызывали особого интереса. По крайней мере, пока ты не появилась на
моем горизонте, — признался он, обнимая ее за плечи.
— А что
сказала бы твоя мать, если бы сейчас увидела тебя здесь? — прищурилась она
лукаво.
— Моя мать
обладает редкостным даром никогда и ничему не удивляться, — сухо ответил
Мистраль.
Ему не хотелось
говорить об Адели: любовное чувство к матери было так дорого его сердцу, что им
невозможно было поделиться ни с кем.
— Значит, ты
вырос двуязычным, — заметила Шанталь. — Теперь я понимаю, откуда у
тебя этот деревенский акцент, когда ты говоришь по-французски. — Разговор
ее явно забавлял.
— А я-то
думал, что мой французский безупречен. — Он притворился обиженным.
— Ну, скажем,
он почти безупречен, — снисходительно признала она.
— Увы, я не
посещал аристократических коллежей, подобных тем, в которых ты провела свою
юность.
— У меня о
них сохранились самые мрачные воспоминания, — внезапно нахмурилась
Шанталь.
— Ладно,
будем считать, что мы поведали друг другу истории наших жизней, — подвел
черту Мистраль.
— Прошлое
мало что значит, меня больше волнует настоящее, — сказала она. —
Пойдем, я провожу тебя в твою комнату.
Шанталь взяла его
под руку и повела на второй этаж виллы, где были расположены комнаты для
гостей. В комнате Мистраля были две застекленные до полу двустворчатые
балконные двери с видом на бассейн, над которым с криками носились ласточки,
иногда пикируя и касаясь крыльями воды, а затем вновь взмывая в небо, чтобы
продолжить свой хаотичный полет до наступления темноты.
