— Что
случилось, любовь моя? — спросила она ласково.
— Я ничего не
помню об аварии. Но, кажется, это именно так и бывает, — ответил Мистраль.
— А что ты
вообще помнишь о чемпионате?
— Что я был
впереди, а Рауль шел за мной по пятам. Потом я увидел небо, а потом ничего.
— Тебе очень
повезло, — заметила Мария.
— Это еще как
посмотреть. Я же готовился в пятый раз победить на чемпионате мира.
— Будет еще
случай, — утешила она его.
— А ты как,
девочка моя? — Он попытался улыбнуться в ответ.
— Я
счастлива. Человек, которого я люблю, вернулся к жизни, — торжественно
объявила она.
— А дети? Как
они?
— Они в
гостинице, с ними все в порядке.
— Мария, мне
очень жаль, что все так получилось. Если бы я умер, тебе остались бы одни лишь
жалкие воспоминания.
— Что ты
хочешь этим сказать?
— Что я жил
только собой и своими моторами. А ты, дети, моя мать — все вы были всего лишь
довеском к моей жизни, приятным времяпрепровождением в перерывах между гонками.
— Ну, это уж
ты загнул. И не надо меня недооценивать. Я никогда бы не смогла полюбить такого
эгоиста.
— Клянусь
тебе, я больше никогда не брошу тебя одну. Перед твоим приходом я спрашивал
себя, любил ли я тебя по-настоящему или просто использовал.
— Этим
вопросом чаще мучаются женщины, а не мужчины, — усмехнулась Мария.
— Что слышно
о Рауле? — спросил он, чтобы сменить тему.
— Он выиграл
«Гран-при» Португалии. Попросил у меня твой шлем.
— Дурной
знак. Он становится сентиментальным.
— Я тоже так
подумала. Но, как бы то ни было, шлем я ему дала.
— Я не был
таким мягкосердечным в его возрасте, — задумчиво проговорил
Мистраль. — К счастью, Рауль совсем не глуп.
— Ты ведь
любишь его, верно?
— Примешивать
чувства к соревнованиям, когда хочешь победить, это худшее из всего, что только
можно придумать.
— А знаешь,
ты становишься что-то уж больно словоохотливым.
— Это новая,
доселе неизвестная черта моего характера.
— Мне
нравится тебя слушать, — призналась Мария.
— Но, честно
говоря, сейчас я немного устал.
— Подождем,
пока к тебе вернутся силы, — улыбнулась она.
— Как-нибудь
я расскажу тебе, что было, когда я уехал из Чезенатико на работу в Модену, к
Сильвано Ваккари, в ту мастерскую под железнодорожной насыпью. Там было темно,
грязно, и холод стоял собачий, что летом, что зимой. И все равно это было самое
прекрасное место, какое я когда-либо видел.
— Вот в тот
раз я тебя и застала в молочном баре с довольно-таки задрипанной девицей,
которая висела у тебя на шее, — попрекнула его Мария.
— Злопамятна,
как слон. Но на этот раз ты меня не выведешь из себя. Я правда очень устал.
Мария погладила
его по лицу. Мистраль закрыл глаза, надеясь уснуть. Ей показалось, что он
засыпает, но это было не так. Он погрузился в воспоминания.
В мире огромном и прекрасном
1
Мистраль приехал в
Модену, когда солнце стояло уже высоко в небе. Он вышел из здания вокзала и
осмотрелся. Кругом было тихо. Он спросил дорогу у одного из таксистов.
— А вы что,
собственно, ищете? — поинтересовался тот.
— Мастерскую
Сильвано Ваккари, — ответил Мистраль.
— Что ж вы
сразу не сказали? Вот, прямо по этой улице. Сильвано работает вон там, —
пояснил таксист, — в сотне метров от вокзала.
Мистраль воображал
себе необъятные цеха, много света, образцовый порядок, а оказался на пороге
какой-то темной, грязной норы. Внутри было тихо. Где-то в глубине этой пещеры
горел огонек, и ему вспомнился Мастер Джеппетто во чреве акулы, а сам он
показался себе маленьким Пиноккио, идущим на свет, чтобы найти отца. Он понял,
что почти незнакомый ему Сильвано Ваккари после первой же встречи стал для него
чем-то вроде отца, своего-то он не помнил. Только вот в глубине пещеры, в узком
конусе света вместо Сильвано он увидел женщину. Маленькая, хрупкая, она сидела
за столом, заваленным бумагами и мелкими запчастями. Перед ней стоял мужчина,
но это был не Сильвано. Они разговаривали. Голос у женщины был тонкий,
пронзительный, сварливый. Оба лишь на мгновение обернулись к нему, а потом, не
обращая на него ни малейшего внимания, вернулись к своей оживленной перебранке.
— Уж если мне
выставляют такой километровый счет, могу я, по крайней мере, узнать, за что?
Что сотворил Сильвано с моей машиной? — говорил незнакомец.
— Тут все
написано, — отвечала женщина, тыча пальцем в листок бумаги. — А
может, Сильвано сделал и еще кое-что. Ты же его знаешь, он не всегда говорит,
что делает.
— Твой
муженек тот еще фрукт, — согласился мужчина.
— Мне ли не
знать! Когда он хочет развлечься — никаких денег не жалеет, а как надо взимать
плату за работу, его и след простыл, за всем я должна смотреть! Но, как бы там
ни было, ты проверил свою «Джульетту»
[28]
?
Все в порядке? — спросила женщина.
— Конечно,
все в порядке, — признал собеседник.
— Задний мост
все еще вихляет?
— Нет, все
отлично пригнано, — заверил ее мужчина.
— Тогда
плати. У тебя денег — лопатой не перекидать, а ты споришь с бедной женщиной
из-за какой-то жалкой десятки, — возмутилась она.
— Да ладно
тебе, Роза. Ты же хитра, как черт. Сильвано повезло, что у него такая
жена, — пробурчал клиент, выписывая чек.
Мистраль слушал, а
сам тем временем рассматривал «Джульетту-1300», оставленную прямо у входа в
мастерскую. У него слюнки текли при виде такой машины, и когда клиент,
расплатившись, прошел мимо, юноша взглянул на него с завистью. Обладатель
сокровища сел в свою машину, повернул ключ в замке зажигания, и мотор завелся.
Мистраль подумал, что ни один человек на свете не смог бы выразить словами то,
что хороший механик слышит в урчании такого двигателя: поэзию совершенства. Он
нерешительно вошел в мастерскую и увидел Сильвано Ваккари, вылезающего из
машины, покрытой брезентом.
— Здравствуйте, —
сказал Мистраль. — Я думал, что вас нет.
Ваккари выглядел
совсем не так, как в тот день, когда Мистраль увидел его в первый раз в
Чезенатико, в компании красивой девушки. Он был в засаленной спецовке, лицо и
руки выпачканы в масле. На Мистраля он сперва взглянул недоверчиво, но потом
узнал его и улыбнулся.
