Она ехала на
велосипеде из Каннучето и на улице Рома, прямо на самом перекрестке, пропорола
гвоздем покрышку. Мария была в отчаянии, из-за этого дурацкого происшествия она
рисковала опоздать. Мистраль, подпиравший стену у мастерской Примо Бриганти,
наблюдал за происходящим с обычным для него ленивым и вызывающе самоуверенным
видом.
— Помощь не
нужна? — осведомился он, не сдвинувшись ни на миллиметр.
— Да я на все
готова, лишь бы починить эту проклятую железку! — в сердцах вскричала
Мария.
— Отдашь
самое дорогое? — нагло ухмыльнулся он.
— Если ты мне
немедленно починишь эту покрышку, я сделаю все, что захочешь! —
воскликнула она.
За несколько минут
Мистраль починил покрышку, подкачал воздушную камеру, смазал втулки и цепь,
укрепил педали.
— Вот. Совсем
как новый, — сказал он с гордостью.
— Сколько я
тебе должна? — торопливо спросила девушка. Ей не терпелось наверстать
упущенное время.
— Ты
прекрасно знаешь, — многозначительно ответил молодой человек.
— Ты что,
решил, что я это всерьез? — ахнула Мария.
— Для меня
данное слово — все равно что расписка кровью, — торжественно провозгласил
Мистраль.
— Лучше
скажи, сколько я тебе должна, — сердито отрезала девушка.
— Не
беспокойся, когда придет время, я с тебя все взыщу сполна, — подмигнул он,
помогая ей сесть на велосипед.
Мария тогда уехала
с тревожно бьющимся сердцем.
Теперь, глядя на
безжизненное лицо Мистраля, она прошептала:
— Я в тебя
сразу влюбилась и люблю до сих пор.
Оманья 1972 год
1
Сильвано Ваккари
вел двухместную «Ланчию» с лихостью подростка, хотя ему было уже за пятьдесят.
Он хорошо выглядел для своих лет, несмотря на лысину и избыточный вес.
Лучо Баттисти
через динамики стереоустановки разливался соловьем про любовь, что, подобно
скале, неподвластна времени и ветру.
Розильда Спада,
сидевшая рядом с Сильвано, была в восторге. Вечерняя заря окрасила горизонт в
золотые и пурпурные тона.
У Розильды была
роскошная грудь, несколько лет назад она, тогда еще Розильда Фаббри, чуть было
не стала королевой красоты Эмилии-Романьи.
— Как
поэтично! — прошептала она, упиваясь словами песни.
Сильвано сунул
руку ей под юбку и запустил пальцы в трусики. Она улыбнулась, не делая ни
малейшей попытки сопротивляться. Сильвано был так мил, что у нее не хватало
духу попрекнуть его за эту маленькую вольность. Она лишь взглянула на наручные
часы, прелестные платиновые часики «Эгер-ле-кутр», осыпанные бриллиантами. Это
был подарок Сильвано.
— А мы
успеем? — спросила она.
Обстановка на
дороге в субботний вечер была напряженной, и Сильвано прилагал все усилия,
чтобы не выбиться из графика.
— Я же
обещал, что ты будешь дома к семи, значит, так и будет. Не опоздаешь ни на
минуту. Мы же не хотим, чтобы страдал твой благоверный, — сказал он.
— Если кто и
пострадает, так это я, — уточнила Розильда, вспоминая, какой пламенной
оплеухой наградил ее несколько дней назад любящий супруг. Из-за пустячного
подозрения она едва не попала в больницу. «По-своему он меня любит», —
говорила она в оправдание мужу. Она тоже по-своему любила Маттео Спаду,
уважаемого специалиста-кардиолога, работавшего в Чезене, в местной больнице,
просто ей не хватало сил противостоять искушению. Будучи заботливой матерью и
любящей женой, она делала все возможное, чтобы укрепить семью.
Пока Баттисти с
надрывом распевал про поруганную любовь, Сильвано свернул на пыльный проселок
сразу же за мостом, по дороге на Чезенатико. Его намерения не вызывали
сомнений.
— Разве это
не трогательно? — спросила она.
— Ясное
дело! — воскликнул он, ощупывая влажный от любовной росы бугорок Розильды.
Разомлев от
романтики, она уже готова была отдаться своему щедрому другу. Машина
остановилась, и Сильвано удвоил усилия, стремясь распалить ее по-настоящему.
— Мы
опоздаем, — причитала она слабеющим голосом, уступая его натиску.
— Мы быстро,
вот увидишь, — прошептал он, задыхаясь.
— Ты так
нежно просишь, что у меня не хватает духу отказать, — вздохнула она.
Сильвано сдержал
слово. Вскоре он опять повернул ключ зажигания, и машина тронулась, но в тот
самый момент, когда они уже выезжали на дорогу, ведущую в Чезенатико, мотор
вдруг закашлялся, как старый курильщик, сделал пару рывков и заглох.
— Что
случилось? — всполошилась Розильда.
— Похоже,
горючее кончилось, — ответил он, недоуменно покачивая головой.
— Как это
может быть? Мы же залили полный бак полчаса назад, — запротестовала она.
— Сам
знаю! — буркнул Сильвано. — Именно это и показывает стрелка. —
Не сводя глаз с приборного щитка, он вновь попытался завести машину, но
безуспешно.
— Мама
согласилась посидеть с малышом, мне пора его забирать. И что теперь прикажешь
делать? Как мне туда доехать?
Не удостаивая ее
ответом, Сильвано вылез из машины, хлопнув дверцей, открыл капот и принялся
копаться внутри. Вскоре, с грохотом опустив крышку на место, он вышел на
обочину и стал голосовать.
Розильда последовала
за ним. Ее личико, обычно похожее на персик, позолоченный солнцем, побледнело
от испуга, в грудном, воркующем голосе появились сварливые нотки.
— Что же нам
теперь делать? — причитала она.
Сильвано ее даже
не слышал. Что случилось с его мощной машиной? Как она могла подвести его в
такую минуту?
— Можешь ты
мне ответить? Мне надо вернуться к мужу, ты что, забыл? — наседала на него
Розильда.
Лицо Сильвано
вдруг озарилось догадкой.
— Должно
быть, сломался бензиновый насос! — воскликнул он.
— Ну, допустим,
и что это меняет? — ядовито прошипела Розильда. — Ты во всем виноват!
Кто говорил: «Успеем, успеем!»? Вот и успели! Что же мне теперь делать? —
Она заплакала безутешно, как обиженный ребенок.
Наконец Сильвано
заметил приближающийся автомобиль и замахал руками, чтобы привлечь к себе
внимание. Машина остановилась.
— Вам нужна
помощь? — спросил водитель.
— Мне нужен
механик, — ответил Сильвано. — Есть тут мастерская где-нибудь
поблизости?
— Механик-то
есть. Прямо на въезде в Чезенатико, — сказал водитель, крепкий старик лет
семидесяти. — Только я не думаю, что он разбирается в таких машинах, как
ваша. Прямо танк, — добавил он уважительно.
