— Привет… Как спала?
— Как убитая. Мне даже не снилось ничего. А который час?
— Полдвенадцатого…
— Ничего себе! Я так долго никогда не спала… А вот интересно, я взяла с собой зубную щетку или нет? Совсем не помню, как собиралась! Помню только, как с Шурочки расписку брала с Фрамом каждый день гулять… Знаешь, она от радости чуть не задохнулась, когда меня с сумкой в дверях увидела.
— Да ладно тебе, проехали. Пусть они сами свою жизнь устраивают, матери наши! Не надо на них обиду держать…
— Ладно, пусть устраивают. Странно просто, как жизнь в одночасье может так быстро поменяться… Куда еду? Зачем еду? А вот еще мне интересно, завтракать мы с тобой чем будем? Святым духом?
— Да теперь уж обедать будем скоро. Хочешь, я тебя в ресторан приглашу?
— Ух ты! А деньги–то у тебя есть?
— Есть. Я когда вчера уходил, бабка Нора мне чуть не силой всю свою пенсию в карман пихнула. Если б не взял – расплакалась бы… Беспокойно мне, конечно, за нее…
Илья поднялся, сел на своей полке, отвернулся, щурясь, к окну. Опять вспомнился почему–то тот странный сон, который видел он довольно часто и слишком уж явно, будто все это происходило на самом деле, в настоящей, жизненно–жестокой реальности. Виделось ему, будто идут он с бабкой Норой по людной очень улице, медленно так идут, а народ их потоком обтекает с двух сторон – все жутко торопятся будто… И вдруг он смотрит сбоку на бабку, а костылей у нее в руках и нет! Стоит уже на одной ноге, балансирует, вот–вот завалится. Он будто кидается ей под руки быстро, чтоб она смогла опереться, значит. И вот так стоят они , обнявшись, посреди дороги, а народ по–прежнему обтекает их , обтекает с двух сторон… А потом он кричать начинает, просить каждого встречного, чтоб помогли, чтоб встали на его место – Норочку поддержать, а он бы сбегал костыли ее поискал…Только не остановился никто. Вот теперь к нему из того сна и приходит часто жуткое это состояние: отойдет он в сторону – бабка завалится, не отойдет – дальше идти невозможно… Так он и кричал зря в том сне – помогите, подержите мою бабку хотя бы пять минут… Никто не помог. Все мимо по своим делам так и торопились с пустыми какими–то лицами, и по–прежнему обтекали рекой…
— А зачем уехал тогда, если беспокойно тебе? — услышал, очнувшись, он Люсин голосок. – Потом бы съездил… Что за срочность–то такая?
— А у нас с ней другого выхода не было, Люсь… Надо было маму как–то остановить, чтоб она глупостей не наделала.
— Как интересно…А какие такие глупости может наделать твоя мама? Она ж вся правильная у тебя, вся в себе уверенная, даже зависть берет. Железная женщина, целеустремленная!
— Да в том–то и дело, что слишком уж целеустремленная! Так к цели может попереть, гремя этим своим железом, что и мокрого места не останется. А цели, знаешь ли, разными бывают…
— Да что ж такое страшное она придумала, что ее надо было непременно остановить? – спросила Люся, вставая голыми ногами на красный потертый коврик и заглядывая в зеркало. – Ой, какая я заспанная и лохматая! А вот интересно, расческу я тоже забыла взять? Точно забыла, наверное…
— Возьми мою! И не стой голыми ногами на полу, простудишься!
— Ух ты! Заботишься, что ли? Раскомандовался… А приятно–то как, господи… Ты лучше рассказывай давай. Почему от матери–то удрал?
— А вот это фигушки! Не проси даже – и под китайской пыткой не скажу!
— Да подумаешь… И не надо…
Люся задумчиво начала приводить в порядок растрепавшиеся ото сна волосы, собирая их на затылке в аккуратный толстенький хвостик. Оттянув одной рукой белую занавесочку на окне, надолго уперлась взглядом в проносящиеся мимо бесконечные пейзажи. Вдруг, неожиданно резко повернув голову к Илье и хитро сощурив глаза, быстро спросила:
— А хочешь, я догадаюсь с трех раз, по какой причине ты этот свой побег замыслил? Хочешь?
— Ну? – недоверчиво уставился на нее Илья.
Люся улыбнулась, глядя ему в глаза, помолчала еще немного и, глубоко вздохнув и снова отвернувшись к окну, тихо начала говорить:
— Ты знаешь, начальница моя, адвокат Лариса Александровна Петровская, хоть и стервозная тетка, а любую ситуацию насквозь черными нитками по белому прошивает…Так вот, когда отец ушел к твоей матери, она мне, думаешь, что присоветовала первым делом? Она сказала – Люся, спасай квартиру… Я на нее тогда обиделась даже. Как же – мой отец не такой, он другой! А вот сейчас вдруг подумала – а почему он, собственно, каким–то другим должен быть? Он такой же, как все, он тоже жить хочет, и это нормально!
Илья, вдруг покраснев и пожав плечами, быстро отвел глаза в сторону, начал что–то лихорадочно искать в своей сумке, доставая и бросая на вагонную полку завернутые в целлофан пакеты. Вытащив, наконец, из одного из таких пакетов домашние тапочки, неловко бросил их Люсе под ноги.
— Ну что, права я оказалась? – вставая с полки и примеривая тапочки, тихо спросила Люся. – Из–за этого ты удрал? Чтоб меня защитить, значит?
- А что мне оставалось делать? — с отчаянием крикнул Илья, пытаясь застегнуть молнию на сумке. – Скажи, что? Выселить тебя из твоей комнаты и самому ее занять? Ты сама что бы на моем месте сделала? Тоже бы меня выселять стала, что ли?
— Ну ладно, ладно, чего так разволновался–то? Юноша пылкий…
Она и сама не знала, что бы стала делать на его месте. Она просто никогда и не была на таком месте. За нее никто и никогда ничего не решал, ни отец, ни уж тем более Шурочка. Как–то так получилось, что она, Люся Шувалова, жила сама себе хозяйкой. Хорошо это или плохо – она тоже не знала. Скорее, хорошо, наверное. Как только может быть хорошо человеку, родительской любовью особо не избалованному и идущему по жизни практически в одиночку. А может, и плохо. Потому что иногда очень, ну очень, ну просто катастрофически хочется этой самой родительской любви…
— Я тебе вот что еще должен сказать, Люсь… — неуверенно, задрожав вдруг от волнения голосом, заговорил Илья
— Слушай, а если мать твоего протеста не примет? Ты и в самом деле у него жить останешься, что ли? – перебила она его привычно.
— Не знаю. Но в любом случае одну я тебя больше не оставлю, это уж совершенно определенно. Ты ж без меня пропадешь! У тебя даже тапочек с расческой нет…
- А, ну да! И квартиру у меня без тебя отнимут, и с работы уволят… А что? И в самом деле так. Нет, правда, спасибо тебе, Молодец–Гришковец! Ты как мой личный ангел–хранитель – один за все ответчик…
- Нет, я тебе не ангел. Я тебе…
Лежащие тихо на столике мобильники заверещали вдруг практически одновременно, заставив их вздрогнуть и переглянуться испуганно. Илья первым схватил свой телефон, решительно дернул вбок головой, откидывая со лба непослушную свою челку.
— Да, мам, слушаю…
— Илья, ну как ты мог, скажи?! Чего ты от меня хочешь, сынок? Что это значит – буду жить у отца? Не надо тебе у него жить! Вернись немедленно, слышишь?
