— Ну, так что? Не впечатлило, что ли? – переспросила его Люся и посмотрела сбоку удивленно: — Странный ты какой сегодня, слушай. Непривычно–молчаливый такой… А может, тебе подсудимых жалко стало? Лампочка опять зажглась, да?
— Нет, Люсь, не зажглась. Тут другое. Я просто вчера, знаешь, вывод сделал – нет никакого смысла в нашей с тобой профессии.
— А в чем тогда смысл есть?
— А в том, что все, абсолютно все на земле люди по сути одинаковые — они все просто добрые, только не знают об этом. Вот если бы они узнали… В общем, не хочу я больше глупостям всяким учиться, вот и все! Брошу институт, наверное…
— О господи, Илья, ну что ты опять несешь! – рассердившись, Люся даже спрыгнула со скамейки в черную подтаявшую лужу и встала перед ним, сурово нахмурившись. – Не смей, слышишь? Не смей! Я твоих выдумок просто слышать не могу! Мне даже иногда бывает страшно за тебя…
Она почему–то захлебнулась концом фразы, резко замолчала и отвернулась в сторону. Что же это, когда ж это она успела так привязаться к этому глупому мальчишке? Сидит вот теперь и боится за него, да еще и сердится, как идиотка. Вот казалось бы, какое ей до всего этого дело…Но это казалось только. Чем–то он был близок ей. Иногда хотелось защитить его по–матерински, иногда и самой за него вдруг спрятаться… Ну не влюбилась же она, в самом деле. А может, просто сама запуталась в этих его духовных поисках–метаниях…
— Ты вот что, Илья… — серьезно взглянула она него, сильно нахмурив брови, и даже пальцем ему строго погрозила. – Ты не особо над своей судьбой–то экспериментируй, слышишь? Нельзя этого. Обычно те, кто поисками правды, смысла да истины сильно увлекаться начинают, ничего при этом полезного не делая, рано или поздно в злобу да в разочарование уходят и носятся со своей непонятостью потом, как духовные маньяки…Я много таких знаю…
— Нет, Люсь. Ты не права. Нет злобных людей на свете. Говорю же — у каждого человека только одна суть…
— Мы все – просто добрые люди? — закончила за него Люся, тяжко вздохнув.
— Да.
— Только не знаем об этом?
— Да…
— Господи, ну что мне с тобой делать! – рассмеялась она грустно. – Нет, Молодец–Гришковец, с тобой точно не соскучишься! Ты прямо как наша Шурочка. О чем ни заговори – все на одну тему сведешь… И откуда у тебя только мысли такие берутся, а? Про смысл, про добрых людей…
— А мысли, Люсь, вообще не берутся. Они закономерно притягиваются откуда–нибудь. Каждому – свои. Вот как меня к тебе, например, притянуло. Помнишь, как ты мне в поезде про свою любовь дурацкую рассказывала? С тех пор и притянуло. Я еще тогда сидел и тихо так удивлялся, и не верил, что так бывает. А теперь знаю – бывает. Теперь счастливее меня и на свете никого нет. Бабка говорит, что я вообще в последнее время свечусь весь…
— Так, стоп, стоп… — тут же перебила его решительно Люся. – Давай лучше не про тебя, давай–ка лучше про бабку… Я , кстати, уже очень с ней познакомиться хочу, ты всегда так вкусно о ней рассказываешь!
— Так пойдем к нам! Я давно уже зову! И Андрей Васильевич про тебя все время спрашивает… Прости его, Люсь… И мама приглашает…
— Нет, отца я пока видеть не хочу. И маму твою тоже. У меня еще сроки для прощения не наступили.
— Какие сроки?
— А у каждого на обиду есть свои сроки. Ты не знал? Кто–то сразу, с ходу умеет прощать, вот как ты, например. Кому–то месяц нужен, кому–то год, а некоторые люди всю жизнь в себе обиду носят , как мешок с дерьмом… А мне уже немного осталось. Вот еще месяца два пообижаюсь – и все, и больше не буду.
— Это хорошо… — засмеялся Илья, — это ты сейчас просто здорово сказала… А приходи завтра! Завтра же суббота, мама с твоим отцом за город собираются поехать, в гости к кому–то. Мы с бабкой одни будем. Придешь?
— Приду.
— Тогда мы тебя ждем к обеду. Я сам что–нибудь вкусное приготовлю.
— Давай… Слушай, Молодец–Гришковец, а мы с тобой не загулялись сегодня? Домой ведь пора. А так не хочется, так хорошо весной пахнет! Люся соскочила со скамейки, попрыгала, раскинув руки, с шумом втянула носом воздух:
— Весна холодным арбузом пахнет… Чувствуешь?
— Да. А еще – талой землей и прошлогодними листьями. А осень? Осень чем пахнет? — глядя на нее и улыбаясь, спросил Илья.
— А осень пахнет дымом и снегом…И мокрым деревом…
— А лето?
— Теплой водой из фонтана и нагретой травой! И клейким тополем! И первым яблоком!
— А зима?
— А зима ничем не пахнет. У меня всю зиму почти насморк не проходит. Пойдем домой. Ты Шурочке обещал фен отремонтировать… Фрам! Домой! – закричала она в сторону темных деревьев.
Пес нехотя вынырнул из темноты, встал боком в сторонке, укоризненно виляя хвостом. « Я до весны дожил, слава богу, это в моем–то возрасте! А ты
меня домой загоняешь!», — ясно слышался упрек в его тихом просящем поскуливании, – « Итак целыми днями дома один сижу…»
— Пошли, Фрамушка, пошли, дружочек! – уговаривала его Люся . – Там ведь у нас Шурочка дома одна, и не накормлена толком, и поговорить ей не с кем, на судьбу пожаловаться… Сейчас Илья с ней будет активно общаться, а я буду ужин готовить… Пойдем, Фрамушка…
Надев поводок на покорившегося своей собачьей судьбе Фрама, они медленно пошли в сторону дома.
— Тебя Шурочка–то еще не совсем достала? – с сочувствием глядя снизу вверх на Илью, спросила Люся.
— Да нет. Нормально.
— Я слышала, она там соперницу свою в черных красках расписывает.
То бишь, получается, мать твою. Она ж не знает, чей ты сын…И откуда у нее столько жутких фантазий берется, от обиды, что ли? Прямо на ходу чернуху сочиняет, как садистка какая!
— Да погоди, Люсь. Мне кажется, и Шурочкино время когда–нибудь придет. Я верю. Она ведь, знаешь, тоже очень добрая…
— Только не знает об этом? – слабо усмехнулась Люся.
— Ага…
— Ну–ну… Как бы не так, – тихо сказала Люся, нажимая на кнопку звонка. — Сейчас как начнет опять гадости говорить про мать твою – мало не покажется. Прямо добрейшей души человек…
Дверь тут же с шумом распахнулась, будто Шурочка стояла и ждала их в прихожей. На лице у нее толстой бугристой коркой красовалась маска из овсяных хлопьев с мукой и медом – ее личное произведение и предмет ее гордости. Илья тут же издал громкий звук, похожий на сильный приступ икоты, и шарахнулся испуганно назад, чуть не сбив с ног Люсю и наступив на лапу взвывшему от боли бедному Фраму. Люся не удержалась и хихикнула звонко, и тут же зажала свой рот ладошкой, взглянув виновато и испуганно на Илью – как же она его в этот момент понимала, господи…
— Ну, и где вы так долго ходите? Илья! Ты мне обещал фен отремонтировать! — запричитала Шурочка, с мольбой протягивая к нему руки. – Я же завтра из дому не смогу выйти без прически!
