«Удивительно, – писала она ему после рождественских
праздников, – как все они не понимают меня. Мне кажется, они считают меня
холодной и кичливой, и я их не разубеждаю. Так легче и, возможно, спокойнее,
чем позволять кому-либо знать, как горит и ноет все внутри».
Она все еще скучала по Брэду, но теперь к этому прибавилось
нечто большее. Ей не хватало кого-то рядом, человека, с которым можно было бы
поговорить, поделиться переживаниями, посмеяться, сходить погулять. Ей было не
по себе от мысли, что с кем-то можно заниматься тем же, чем она занималась с
Брэдом, даже если этот кто-то – Тэдди. При мыслях о мужчинах ей делалось еще
тоскливее и грустнее, они напоминали ей, как она одинока.
«Временами мне кажется, что так будет вечно. Я всегда буду
одна, здесь, с Ванессой, вечер за вечером, год за годом, в этой квартире,
работать в этом же магазине, и никто никогда не вспомнит обо мне. Иногда меня
это пугает, Тэдди. Складывается так, будто ты остался единственным, кто
по-настоящему знает меня».
Конечно же, оставалась еще Марчелла, но прошли уже годы с
тех пор, как она в последний раз виделась с ней, Марчелла стала теперь частью
ее прошлой жизни. Письма, которые за нее писали, были сумбурными и нескладными
и не удовлетворяли Сирину. В сущности, оставался один лишь Тэдди, находившийся
за тысячи миль, в Корее. Только в последние несколько месяцев этой войны они
оба начали понимать, что с ними происходило. После двух с половиной лет
переписки, обнажая друг перед другом душу, поддерживая один другого через
тысячемильные расстояния, Сирина наконец-то поняла, почему за эти три года у
нее так и не появился мужчина. Она ждала его, Тэдди.
В то утро, когда объявили об окончании войны, Сирина была в
магазине, в вечернем костюме из черного бархата, с накрахмаленным жестким
воротничком. Она стояла посреди модельного павильона, и слезы струились по ее
щекам.
Продавщица смеялась, глядя на нее, другие возбужденно
переговаривались между собой. Война в Корее закончилась! Сирине хотелось
закричать от радости.
– Он возвращается домой, – прошептала она. –
Он возвращается домой!
– Твой муж? – поинтересовалась продавщица.
– Нет. – Она медленно покачала головой с
удивленным выражением на лице. – Его брат.
Женщина довольно странно посмотрела на Сирину, и она
внезапно поняла, что теперь ей предстоит ответить на самый главный вопрос. Годы
переписки подошли к концу. Кем для нее станет Тэдди?
Глава 32
Тэдди возвратился с Дальнего Востока третьего августа. Как
только он ступил на землю Сан-Франциско, так в тот же момент стал официально
уволенным из американской армии. Служба его прошла в самом пекле войны, и он
получил такую разностороннюю практику, какая выпадала на долю лишь очень
немногих врачей в США. Теперь он собирался в Нью-Йорк, чтобы еще год
постажироваться у одного выдающегося хирурга. Но ни о чем об этом он не думал,
когда спускался по трапу самолета. Его белокурые волосы поблескивали на солнце,
лицо покрывал темный загар. Он всматривался в лица встречавших. Как сильно все
отличалось от того дня, когда он отплывал на корабле из Окленда. Теперь он себя
чувствовал совершенно по-иному. Он воевал три года, совсем недавно ему
исполнилось тридцать лет.
Тэдди чувствовал, что за три года войны все в нем совершенно
изменилось: интересы, потребности, ценности. За время долгого перелета из
Японии он неотступно думал о том, как вернется в новую жизнь. Три года он не
видел своей семьи. Письма матери рассказывали о том, что у них происходит, но
он всегда ощущал какую-то легкость оттого, что находился далеко от дома. Грег
писал редко, от силы одно-два письма за год. Отец умер год назад. Друзья
постепенно перестали писать… Кроме Сирины. Его соприкосновение с этим миром
осуществлялось через нее.
И вот теперь он возвращался назад, в мир, который стал ему
незнакомым. Сейчас он пытался отыскать в толпе женщину, которую не видел три
года.
Пока он медленно шел к месту выдачи багажа, глаза его
внимательно вглядывались в толпу. Вокруг покачивались таблички с фамилиями
прилетающих, приветственно взлетали букеты цветов, слезы струились по лицам,
нетерпеливые руки рвались навстречу к мужьям, сыновьям, возлюбленным,
отсутствовавшим долгие годы. Вдруг совершенно неожиданно он увидел Сирину,
такую сногсшибательно красивую, что от одного ее вида защемило сердце. Она
стояла, высокая, с широко раскрытыми глазами, спокойная, в красном шелковом
платье, плотно облегающем фигуру, шелковистые волосы свободно ниспадали на
плечи, а изумрудно-зеленые глаза были устремлены прямо на него. Как и она,
Тэдди держался до странности спокойно. Он не ускорил шага, не бросился к ней, а
подошел спокойно. Затем, словно оба они знали об этом заранее, он крепко обнял
ее и изо всех сил прижал к своей груди. У обоих на глазах выступили слезы,
потом, забыв о годах, улетевших прочь, он жадно поцеловал ее в губы, словно
сбрасывая с плеч тяжесть долгих лет одиночества и боли. Так, не разжимая
объятий, они стояли некоторое время, затем отступили и внимательно осмотрели
друг друга с головы до ног. Когда Сирина подняла глаза, Тэдди увидел в них
глубокую печаль. Тэдди возвратился к ней, это она теперь понимала, но Брэд не
вернется никогда. Ей казалось, что все эти три долгих года в Корее находился
Брэд, а не Тэдди. И только теперь со всей отчетливостью Сирина осознала, что
муж потерян навсегда. Все годы переписки ей чудилось, будто она пишет письма не
только Тэдди, но и Брэду. Они оба слились для нее в единое целое. Теперь же она
столкнулась с жестокой реальностью. Ее сердце бурно колотилось, она старалась
взять себя в руки и не дать печали отразиться на лице.
– Здравствуй, Сирина.
Она улыбалась, оправившись от первого шока. Затем они
одновременно посмотрели на маленькую девочку, стоявшую рядом с матерью. Вот
теперь-то три прошедших года предстали с особой отчетливостью. Ванессе было уже
почти семь лет. Светло-голубые глаза Тэдди смеялись, лицо озарила нежная
улыбка.
– Спорю, что ты не помнишь своего дядю Тэдди.
– Нет, помню. – Девочка слегка склонила головку
набок, а когда улыбнулась, Тэдди увидел дырки на месте двух передних
зубов. – Каждый вечер перед сном мамочка показывала мне твою фотографию.
Твою и папину. Но он не приедет. Так мне сказала мама.
– Да, это так. – Словно острым лезвием, боль
резанула и Сирину, и Тэдди, но он продолжал улыбаться. – Я сильно скучал
по тебе.
Девочка кивнула с серьезным выражением на лице и, окидывая
его взглядом с головы до ног, спросила:
– Ты правда доктор? – Тэдди кивнул, и на ее лице
отразилась тревога. – А ты не станешь делать мне укол?
Он рассмеялся, покачал головой, поднял ее и посадил себе на
плечи.
– Конечно же, нет. А как насчет мороженого?
– Ура! – воскликнула Ванесса.
Они стали пробираться к транспортеру, по которому двигались
чемоданы. Тэдди подхватил свой, и теперь можно было отправляться домой, в
квартирку, которую он помог отыскать Сирине еще до отъезда в Корею и которую
вспоминал почти каждый вечер там, в корейских джунглях. И вот теперь, продолжая
всматриваться в Сирину, он видел, как сильно она изменилась. Он ничего не
сказал ей по этому поводу, пока они не устроились в комнате, попивая кофе и
поглядывая через окно на бухту.
