Она посмотрела на него, ничего больше не говоря, и вновь он
испытал всепоглощающее желание заключить ее в объятия, прикоснуться к ней, и
еще большее желание – овладеть ею здесь же, прямо под этим деревом, под лучами
осеннего солнца, прямо на этой траве. Он закрыл глаза, словно от боли. Сирина
коснулась его руки.
– В чем дело, майор?
– Во всем. – Он медленно открыл глаза. – Не
понимаю, что чувствую… что происходит. – Затем внезапно всем своим
существом он понял, что не в силах больше бороться с охватившим его
чувством. – Я люблю тебя. О Господи… – Он привлек ее к себе. – Я
люблю тебя!
Когда его губы отыскали ее, она почувствовала, как в ней
вспыхнуло желание, но и еще нечто гораздо большее. Ей захотелось стать его
частью, чтобы обрести цельность. Случилось так, словно здесь, в родительском
доме, в их старом саду, она нашла свое будущее, словно она принадлежала этому
белокурому американскому майору с самого начала, словно он был рожден для нее.
– Я тоже люблю тебя… – Эти слова она произнесла
шепотом и, произнося их, улыбалась, хотя в ее глазах стояли слезы.
– Ты пойдешь со мной?
Она понимала, что он имеет в виду, понимала, что он не хочет
принуждать ее. Он хотел, чтобы она понимала, что делает, чтобы ей тоже хотелось
этого.
Она медленно кивнула, повернув лицо к нему. Он торжественно
взял ее за руку, и они пошли через сад. Сирина чувствовала себя так необычно…
словно они только что поженились… Берешь ли ты его, этого мужчину?.. Да… Она
чувствовала, как ее голос прозвучал из самых глубин души, когда они вместе
поднялись по ступеням крыльца, когда он закрыл за ними дверь. Они неторопливо
поднимались по лестнице, его рука лежала у нее на талии, они направлялись в
спальню, принадлежавшую когда-то ее матери. Но когда она оказалась на пороге,
ее внезапно охватила дрожь, глаза расширились от страха и воспоминаний.
– Я… я… не могу…
Она говорила едва слышным голосом, и он согласно кивнул.
Если она не может, он не станет заставлять ее. Ему хотелось лишь держать ее в
своих объятиях, чувствовать ее близость, прикасаться к ней, скользить губами по
ее восхитительному телу.
– Любимая моя… Я никогда не стану заставлять тебя… я
люблю тебя…
Слова падали и запутывались в ее восхитительных волосах, в
то время как его губы скользили по ее шее, груди. Губами он осторожно
расстегнул темное хлопковое платье, страстно мечтая о каждой клеточке ее тела,
вкушая ее, словно нектар, блуждая языком по ее нежной коже. Она начала тихонько
постанывать.
– Я люблю тебя, Сирина… Я люблю тебя.
Это было правдой, он и любил, и желал ее с такой силой, с
какой до этого момента не желал ни одной женщины. Забыв, что она сказала на
пороге, подхватил ее на руки и уложил на кровать, начал медленно ее раздевать.
Она не сопротивлялась, ее руки блуждали по его телу, поглаживая, задерживаясь,
снова приходя в движение, пока он не ощутил такого мощного взрыва собственного
желания, что больше не мог сдерживать себя.
– Сирина, – хрипло прошептал он, – я хочу
тебя, моя любимая… я хочу тебя…
Однако в его словах звучал и вопрос. Он всматривался в ее
лицо, в ее глаза, и она кивнула. Он снял с нее оставшуюся одежду, и она
предстала перед ним совершенно обнаженная. Он быстро разделся и лег рядом с
ней, крепко прижавшись всем телом. Затем – сначала очень медленно, потом со все
большей силой – он стал проникать в нее, понемногу все глубже и глубже, пока
она не вскрикнула от боли, тогда он быстро ринулся вперед, зная, что это
следует сделать резко, сразу же. Затем первая боль ушла, и она прильнула к
нему, а он начал ласкать ее, обучая чудесам любви. Они занимались любовью до
тех пор, пока внезапная страсть не выгнула ее дугой и она не издала крика, в
котором, однако, не было боли. После этого и он дал себе волю и ощутил, как
раскаленное золото потекло по его венам и он, казалось, воспарил по усыпанному
драгоценными камнями небу. Вот так, тесно прижавшись друг к другу, они унеслись
от реальности, как им казалось, навечно. Придя в себя, он увидел, что она лежит
в его объятиях, прекрасная, как разноцветная бабочка, расправившая крылья у
него на ладонях.
– Я люблю тебя, Сирина.
С каждым уносившимся в прошлое мгновением эти слова
приобретали новое, более глубокое значение. На этот раз с улыбкой женщины она
повернулась к нему, поцеловала, нежно заключив в кольцо своих рук. Казалось,
прошло много часов, прежде чем он нашел в себе силы отстраниться от нее и,
приподнявшись на локте, с улыбкой на лице любоваться этой невероятной золотой
смесью женщины и ребенка.
– Привет, – проговорил он так, словно только что
встретил ее. Она посмотрела на него и рассмеялась. Она смеялась над выражением
его лица, над только что произнесенным им словом, над призраками, которых они
оба отогнали в сторону, не грубо, но решительно. Она лежала в кровати, некогда
принадлежавшей ее матери, смотрела вверх на полог из голубого атласа,
напоминавший небо.
– Красиво, правда?
Он поднял глаза вверх на атласные драпировки, затем
повернулся к ней и вновь улыбнулся. Сирина неожиданно рассмеялась, и этот смех
придал ей вид таинственного ребенка.
– Да. – Она поцеловала его в кончик носа. –
Тут всегда было красиво.
– Что? – спросил он недоуменно.
– Эта кровать, эта комната…
Он нежно улыбнулся, глядя на нее.
– Ты часто приходила сюда с Марчеллой?
Фуллертон задал этот вопрос так простодушно, что Сирина не
смогла удержаться и рассмеялась. Теперь она должна рассказать ему. Она обязана.
Дружественные духи тайно обвенчали их в саду и соединили на материнском ложе.
Пришло время рассказать ему правду.
– Я не приходила сюда с Марчеллой. – Она на
мгновение коснулась его руки, стараясь подыскать нужные слова. Затем, глядя
прямо в его глаза, сказала: – Я жила здесь, майор.
– Не кажется ли тебе, что теперь ты могла бы звать меня
Брэд? Неужели я прошу слишком многого?
Он склонился над ней и нежно поцеловал. Сирина улыбнулась в
ответ и чуть отстранилась.
– Хорошо, Брэд.
– Что значит – ты жила здесь? С Марчеллой и своей
родней? Вся твоя семья работала здесь?
Отрицательно покачав головой, она с серьезным выражением на
лице уселась на кровати, обернув вокруг себя простыню, и крепко сжала руку
возлюбленного.
– Эта комната была спальней моей матери, Брэд. А твой
кабинет – моей комнатой. Вот почему, – голос ее звучал так тихо, что он
едва различал слова, – вот почему я пришла туда в тот вечер…
Ее глаза не отрывались от его глаз, он в полном изумлении
смотрел на нее.
– О Господи! Так кто же ты?!
Сирина молчала.
– Значит, ты не племянница Марчеллы? – Он давно
подозревал это.
