– Нет. Я ничего не придумала, Машенька. Я же говорю – чувствую…
– А чувства без фактов – это уже клевета, между прочим! Тем более – на папу, который… Да неужели ты не видишь, как он устает на своей работе? Он же фирму на плаву держать должен! Думаешь, легко ему было весь тот кризисный год? Все нервы, все силы там оставлены! Ты его, наоборот, понимать и жалеть должна, а ты… Ну, мамочка, ну и удивила ты меня!
– Да при чем тут его усталость, Маш? Я вовсе не об усталости говорю! Вернее, не в этом смысле… То есть не это имею в виду…
– Ой-ой… А что тогда ты имеешь в виду?
Нотка явной и немного снисходительной насмешливости, прозвучавшая в голосе дочери, больно ударила в солнечное сплетение, аккурат по удобно расположившемуся там беспокойству, и оно взвилось черной плетью, ударило обидой в голову. Она еще и учить ее собралась, поганка маленькая! То есть позволила себе снисходительно рассуждать об интимной стороне их родительской жизни! Ну нет, это уже ни в какие ворота…
Скинув с себя Машкины руки, Таня решительно поднялась со стула, распрямила спину, уперла руки в бока. И голос из груди зазвучал материнским твердым металлом – в конце концов, она мать или чужая равнодушная тетка?
– Маша! Я с тобой, между прочим, серьезно разговариваю! Ты никуда не пойдешь, Маша! Я тебя не отпускаю! Что это за блажь такая вообще? Вот скажи, ты этого мальчика давно знаешь?
– Я его знаю ужасно давно, мам.
– Сколько – давно? Месяц?
– А хоть бы и месяц! Разве это имеет какое-то значение? Я люблю его и хочу быть с ним вместе!
– Маш, ты сама-то себя послушай! У тебя только и звучит – я хочу, я хочу… Эгоистка! Нет, никуда я тебя не отпущу!
– Я все равно уйду, мам.
– Нет! Не уйдешь! Если тебе невтерпеж и ты хочешь спать со своим мальчиком, то пусть он приходит сюда, к нам в дом! Я возражать не буду! Но ты никуда не пойдешь!
– Ой, давай обойдемся без пошлостей, ладно? Прошу тебя, пожалуйста…
Маша неловко сморщилась, как от зубной боли, решительно подошла к дивану, где раскрыл свой зев наполовину загруженный ее вещами чемодан, задумчиво встала над ним, уперев тонкие руки в худые девичьи бедра. Таня обиженно уставилась в ее спину, поморгала ресницами, потом снова опустилась на стул, тихо шмыгнула носом. Не оборачиваясь, Маша произнесла задумчиво:
– Не надо, мам… Ну что ты себя накручиваешь? Не плачь, пожалуйста… Ну вот скажи, о чем ты сейчас плакать собралась? – резко развернулась она лицом к матери. – Вот скажи – о чем? Ты думаешь, я не понимаю, да? Я, между прочим, все прекрасно понимаю…
– Что? Что ты понимаешь?
– А то! Все дети когда-то уходят из дома. Рано или поздно. И Данька тоже ушел. Ты же привыкла, что Данька ушел, правда?
– Вот только не надо сейчас про Даньку, Машенька. Это другой случай. Данька уехал учиться, мы с отцом не имеем права зарывать его талант в землю… А ты как раз учиться и не хочешь!
– Почему это? Очень хочу. Институт я обязательно закончу.
– Но зачем тогда подгонять судьбу, Машенька? Действительно, закончила бы институт, а потом бы занялась устройством личной жизни… Отец бы вам квартиру купил, машину. А так… Зачем тебе эти придуманные трудности, дочь? Наверняка эта съемная квартира убогая совсем, и до института далеко ездить…
– А мы с Димоном очень хотим этих трудностей, мамочка. Понимаешь? Очень хотим. И квартиру сами хотим купить, и машину. И денег мы у родителей брать не собираемся.
– Это ты его словами сейчас говоришь, да?
– Нет. Мы вместе так решили.
– Что ж. Блажен, кто верует… А тебя не смущает, что он тоже учится? Вы что, на стипендию будете все это покупать – квартиру, машину?..
– Нет, не на стипендию. Димка уже сейчас в двух местах подрабатывает.
– Ага… Значит, он вечерами будет в двух местах подрабатывать, а ты будешь одна сидеть в убогом съемном углу, стирать, убирать, готовить…
– Да. Именно так.
– А смысл какой?
– Да обыкновенный, мамочка… Мы хотим жить своей собственной жизнью, вот и весь смысл.
Машка подошла к шкафу, задумчиво уставилась на аккуратно развешанные на плечиках свои девичьи легкомысленные вещички – юбочки, цветные платьица, майки-джинсы. Таня снова сердито шмыгнула носом, с неожиданной неприязнью подумав о том, что еще вчера она своей собственной материнской рукой наводила порядок в дочернем шкафу, с пристрастием оглядывая каждую тряпочку на предмет чистоты и свежести. Что, что эта юная поганка умеет делать самостоятельно? Что она может вообще? Только пользоваться и умеет…
– А тебя не смущает тот факт, что ты к собственной жизни еще не готова? А, дочь? Что ты умеешь-то?
– Ничего. Научусь. Все начинают с чего-то.
– Что ж, понятно… Стало быть, родительская любовь тебе больше не нужна…
Машка обернулась от шкафа с таким несчастным лицом, что Таня вздрогнула. Непонятная сила вдруг подняла ее со стула, бросила навстречу этому родному личику, и они обнялись, и заплакали дружно, и заговорили одновременно и перебивая друг друга:
– Очень, очень нужна, мамочка! Мне твоя любовь очень нужна!
– Как же ты будешь жить, моя девочка… Зачем ты так торопишься…
– Все будет хорошо, вот увидишь…
– Как же я буду без тебя, Машенька… Я же одна целый день дома, совсем одна…
– …Эй, Машк… Ты чего так задумалась?
Димка подошел совсем близко, преданно уставился в глаза. Маша торопливо улыбнулась, потрясла кудряшками, смешно высунула кончик языка.
– Маш… Что-то не так, да? Ты скажи честно…
– Да все нормально, Димк, чего ты? Уж и задуматься нельзя.
– А о чем ты задумалась? Опять о моих рубашках?
– Нет. Не о рубашках. Ну, пойдем, что ли, ты ж меня в ванную приглашал… Будем зеркало под мой рост примеривать.
– А может… Может, ну его, это зеркало? Успеется…
Димка ловко подхватил ее на руки, с силой прижал к себе, и она задохнулась счастьем, обвила его шею руками. Комната тут же поплыла перед глазами вместе с голым пыльным окном, открытым чемоданом и распахнутыми лаковыми дверцами убогого шифоньерчика. В этом калейдоскопе промелькнул и диван-развалюха с продранной и торчащей грязными нитками зеленой обивкой. Еще секунда – и они упадут в это логово, и не будет им никакого дела до его лоснящейся непрезентабельности. И пусть, пусть… Пусть будет так…
– Доченька, возьми трубку!
Мамин голос из мобильника зазвучал так ясно и отчетливо, что они вздрогнули и остановились в своей торопящейся прелюдии. Маша выскользнула из Димкиных рук, нашла глазами исходящий судорогой мобильник, направилась к нему, как сомнамбула, лихорадочно поправляя на себе одежду. Уже схватив аппарат в ладонь, пришла в себя, виновато обернулась к Димону и расхохоталась, наблюдая, как он дрожащими пальцами вталкивает пуговки рубашки в дырочки. Ничего себе, самостоятельные ребята! Так перепугались, будто их в парке на скамейке застукали…
