– Да. Сегодня.
– Ты его уже ждешь?
– Жду…
– Ну и славно, Мариночка. Тогда завтра приезжайте ко мне, хорошо? Все вместе приезжайте, и Машеньку обязательно возьмите! Посидим по-семейному, я пирог испеку…
– Нет, Вероника Андреевна, я не могу завтра. Я очень занята. В другой раз, ладно?
И вовсе она не была занята – с чего это у нее вдруг вырвалось? Само по себе взяло и проговорилось, на уровне защитного инстинкта. Тут же мелькнула мысль – если б ты меня раньше так в гости зазывала… Раньше поехала бы, обмерев от радости, с подарками и родственными поклонами, и приседала бы перед тобой, занудой старой, в реверансах, и растекалась в желаниях ответного привета. А сейчас… А сейчас не хочется. Ни капельки не осталось от прежнего желания сдать, наконец, тест на соответствие супружеского пребывания рядом с твоим сыном, драгоценная свекровушка. Уж извини. Драйва прежнего нету. Не зря говорят – когда мужа любишь, то и маму его любишь авансом, чисто автоматически, и терпишь ее ревнивые капризы, и мудрость всепрощения из тебя прет, прорастает, как росток яблони в южном черноземе, не требуя дополнительной поливки. Что ж, видно, поломалась в ней та яблоня, не доросла до заветных плодов. Жаль. И времени, и сил, потраченных на прорастание, тоже жаль.
– Но как же так, Мариночка? Ты обидеть меня хочешь?
Нотки оскорбления в голосе свекрови взвились костерком, но тут же и погасли и после короткой паузы зазвучали уже не оскорблением, а мудрым спокойствием взрослого, увещевающего обиженного ребенка:
– Ах, я, кажется, понимаю тебя, Мариночка… Ты на меня обижаешься, да?
– Нет. Что вы, Вероника Андреевна. С чего бы мне на вас обижаться?
– Ну, я ведь раньше тебя не приглашала… Олега звала каждый выходной, а тебя нет. Но ты не должна на это обижаться, Мариночка! Понимаешь, я все время скучаю по сыну, я же его одна вырастила, ты сама знаешь! В нем вся моя душа, вся моя жизнь! Поэтому и хотелось наедине с ним побыть, поговорить обо всем…
– Да. Я понимаю. Вот и говорите на здоровье. А мне и впрямь некогда.
– Марин, ты не думай… Я очень тебя как невестку люблю! И лучшей жены для своего сына не вижу. Ты умница, ты хозяйственная, ты добрая, ты великолепная мать, в конце концов. Приезжай, Мариночка, я буду очень рада!
– В другой раз, Вероника Андреевна. В другой раз.
– Ну что ж, коли так… А Олег когда придет?
– Скоро. Я ему скажу, чтоб он вам позвонил. До свидания, Вероника Андреевна.
Она торопливо нажала на кнопку отбоя, отбросила трубку в угол дивана. Конечно, неплохо бы съездить в Калиновку, погулять там по осеннему мокрому лесу, в баню сходить, попариться… Раньше она всегда завидовала Олегу, когда он к матери на выходные ехал. Дачная жизнь с грядками, июльскими вареньями и августовскими соленьями всегда казалась ей привлекательной. Так и видела себя суетящейся в старых потертых джинсах по заросшему травой и цветами дворику. Или в плетеном кресле на веранде с чашкой чаю. Или в гамаке с книжкой. Да мало ли там дачных удовольствий! А теперь ничего и не хочется… Хотя зря она так, конечно. Если по совести, надо было переступить через это «не хочется» и ехать. И Веронику Андреевну зря обидела.
Трубка вдруг снова ожила, и она схватила ее быстренько, решив, что это свекровь решила-таки настоять на своем приглашении. Но в ухо ударил совсем другой голос. Резкий, женский, незнакомый. Немного взвинченный.
– Здравствуйте! Будьте любезны, пригласите Олега, пожалуйста!
– А его нет дома… – немного оробев, пролепетала Марина.
– А вы кто? Его жена?
– Да. Я его жена.
– Что ж, тогда придется говорить с вами. Меня зовут Ира. А вас, насколько я знаю, Мариной зовут?
– Д-да… А в чем, собственно…
– А дело в том, дорогая Марина, что я мать Насти. Только не говорите, пожалуйста, что вы не знаете никакой Насти! Вы ее прекрасно знаете.
– Да я и не говорю ничего такого… Да, я знаю Настю. Что вы хотите, Ира?
– От вас – ничего. Просто хочу сообщить, что Настя беременна. От вашего мужа, между прочим. Я понимаю, как это неприятно, Марина, но вам придется теперь жить с этим обстоятельством. Именно вам! Поняли? Вам!
Пришлось взять секундную паузу, моргнуть, отвести от уха трубку и слегка тряхнуть головой, чтобы услышанное уложилось там как следует. Чтобы не вошло стремительным штопором вместе с нервным, на грани слезной истерики голосом неведомой Иры, Настиной матери. Тоже мать нашлась… Сообщает о беременности дочери таким тоном, будто та вчера трагически скончалась от ее, Марининой, злобной и мстительной руки. Надо постараться взять себя в руки – не дай бог повестись на этот истерический посыл! И сама не заметишь, как заколотишься в ответной падучей. Знаем, проходили. Потом самой стыдно будет.
– Что ж, понятно. Буду теперь жить с этим обстоятельством, как вы изволили выразиться. Спасибо за совет, – коротко и деловито, будто отбивая требования истца в арбитражном суде, сухо произнесла Марина. – Позвольте, однако, уточнить, чего вы от меня хотите в этой ситуации? Слов? Действий? Эмоций? Может, денег?
– Да… Да я сама не знаю! Откуда я знаю?
Голос неведомой Иры на том конце провода вдруг сорвался на вопросе и затих, и было слышно, как она сопит и тихо отрывисто всхлипывает, готовясь к новому нападению.
– В общем, я поставила вас в известность, Марина. Вы уж там с мужем решайте как и что. Или алименты через суд будете платить, или сами… Не может же моя дочь нести за все полную ответственность! Она еще слишком молода, слишком глупа и неопытна…
– Да, я понимаю вас, Ира. Вы не волнуйтесь.
– А вы бы не волновались, если бы с вашим ребенком случилось такое? Сидели бы сложа ручки, да? Я мать, я имею право беспокоиться о будущем дочери! И я заставлю вас нести полную ответственность за содеянное!
Марина вдруг поймала себя на мысли, что ей ужасно жаль эту женщину. Шло от ее голоса что-то еще, кроме злобной истерики. Будто нервно вибрирующее страдание какое-то, к беременности дочери, похоже, отношения не имеющее. Было, было тут что-то другое, более глобальное…
– Скажите, а Настя с вами сейчас живет? – зачем-то спросила она невпопад, будто ей и в самом деле было интересно, где и с кем сейчас живет Настя. Глупый вопрос. В ее ситуации – тем более глупый.
– А какое это имеет значение? – будто обрадовавшись несуразности вопроса, снова взвилась Ира. – Какая вам разница, со мной или не со мной? Вы ж алименты не мне будете платить, а ей! Я всего лишь мать, я хочу помочь своей дочери! В конце концов, я обязана это сделать! Понимаете? Обязана! И не хамите мне!
– Понимаю, Ира. Понимаю. Вы не волнуйтесь. Я и не собиралась вам хамить.
– Ну вот и замечательно. Так вашему мужу и передайте, что я не дам ему уйти от ответственности.
– Я передам, Ира. Обязательно передам. Не волнуйтесь.
