– Да? А что такое? – выглянула из-за ширмы Майя.
– Представляешь, у меня же в Германии родственники отыскались! У моего папы брат старший был, он очень давно туда на жительство уехал. А мой папа вскоре после его отъезда умер, и мы потерялись как-то… Я его не искала раньше – боязно было. А потом взяла и осмелилась. А чего, думаю, сейчас все друг друга ищут! Сейчас можно! И вот, представляешь, неделю назад письмо пришло из города… Господи, как его, забыла! Сейчас посмотрю!
Она принялась торопливо рыться в старомодной лаковой сумочке и вскоре извлекла из нее конверт, протянула Майе.
– Хельмут Гофман, город Билефельд, ФРГ… – медленно прочитала Майя. – Так это что, Анна Альфредовна, Хельмут Гофман и есть ваш дядя, да? Вашего папы брат?
– Нет, девочка, это не дядя, это его сын. Получается, брат мой двоюродный. А дядя давно умер.
– Что ж, жаль, конечно…
– Да, жаль. А еще Хельмут написал, что очень хочет со мной встретиться. Что и папа ему велел, когда умирал, меня найти обязательно. А самое главное, Маечка, он сюда хочет приехать, представляешь? В Питер! Пишет, что их фирма решила здесь свое отделение открыть. Они эти производят… господи, как их? Интересные такие машинки… Газонокосилки, во как! Пишет, что в России сейчас как раз на них большой спрос…
– А когда? Когда он хочет сюда приехать?
– Да через три дня, господи! Я Лене ничего писать не стала, думала, сюрпризом… Ой, Маечка, надо же будет его встретить! И гостиницу хорошую подыскать! Боже мой, сколько хлопот… Я так волнуюсь, Маечка…
– Ну да… Ну да… Конечно, Анна Альфредовна! Я за вас рада… Я уеду вечером, сейчас только за билетом схожу…
– Да ты что, Маечка! – испуганно вытаращилась на нее Ленина мама. – И не вздумай даже! Я ведь не к тому, чтобы ты уезжала!
– Да нет. Я вам, наверное, мешать буду. Тут дело семейное, а я человек посторонний…
– Да бог с тобой, девочка! Ну какая же ты посторонняя, если Леня тебя любит! И вообще… Если честно, я так рада за него…
Следующие три дня прошли в приятных и суматошных хлопотах. Хотя насчет приятности – это с какой стороны посмотреть, конечно. То ли она приятность, то ли неприятность, и не разберешь…
– Маечка, а у тебя платье какое-нибудь есть? – застала ее врасплох неожиданным вопросом Анна Альфредовна. – Неловко же идти на встречу в джинсах и свитере! Неудобно как-то.
– Ой, так давайте я дома останусь! – предложила Майя. – Конечно, неловко!
– Нет, Маечка. Мы лучше знаешь что сделаем? Мы завтра с утра устроим поход по магазинам. И тебе что-нибудь купим, и мне не мешало бы приодеться для такого случая.
– Извините, Анна Альфредовна, но у меня на покупки денег нет. Я как-то не планировала…
– Да ничего страшного, Маечка! У меня есть деньги! Я же знала, я чувствовала, я готовилась к этому случаю… И не отказывайся, пожалуйста! Я понимаю, ты девочка гордая, щепетильная, но ведь и я тоже от души предлагаю. Все-таки праздник, такое событие!
– Но…
– Никаких «но», Маечка! Все, решено! Завтра идем по магазинам! И в парикмахерскую! Мне кажется, что тебе очень короткая стрижка пойдет…
Что ж, надо отдать Лениной маме должное, стрижка ее и впрямь преобразила. Кардинально. «Зимняя вишня» называется. В те времена кто только с этой «зимней вишней» на голове не красовался! Хотя редко кому она подходила. А Майе подошла очень даже хорошо. Прямо как тут и была. Она сначала испугалась, когда парикмахерша стала безжалостно срезать с ее головы жесткие блестящие пряди, и они падали на пол, будто смертельно на нее обиженные. Даже боялась глаза к зеркалу поднять. Тем более она сроду в парикмахерских этих не бывала. Вообще. Завязывала тугой хвостик сзади, этим и довольствовалась. Пробовала, правда, и на бигуди завивать, и распускать, но куда там… Волосы были жесткие, как проволока, и торчали некрасиво в разные стороны, как у бабы-яги. А еще говорят, волосы человеческий характер определяют. Ерунда! Вот у нее волосы жесткие, например, а характер – мягче и не придумаешь. Никогда за свое не борется. Уступает без боя. Как вот Димку Дине уступила. Динка-то покруче характером оказалась, хоть и волосы у нее мягкие да белокурые, как у ангела. У злого ангела…
– Ну все, можно смотреть! Просто шикарно получилось, по-моему! – вздрогнула она от прозвучавшего над ухом звонкого голоска парикмахерши.
– Ой… И правда – хорошо… – сама не узнала себя в зеркале Майя. – Только я другая какая-то совсем…
– Да не другая, а полностью преобразившаяся! В лучшую сторону! Смотрите, как вам идет! Вы такая высокая, худенькая, вам стильная стрижка сама собой напрашивалась!
Майя осторожно провела рукой по тугому ершику на макушке, потрогала челку, низко спустившуюся на глаза. Другое совсем лицо.
И глаза блестят по-другому, и длинная шея обнажена непривычно и вытянута, как у мальчишки-подростка…
– Ой, Маечка, как трогательно! – всплеснула ручками Анна Альфредовна, увидев ее в фойе парикмахерской. – Боже мой, какая же ты хорошенькая…
Потом они купили ей брючный костюм. Черный, модный. С широким поясом на пиджаке. И опять она не узнала себя в зеркале примерочной. Красивая стильная девушка по ту сторону зеркала была вовсе не Майей Дубровкиной, старшей дочерью несчастной многодетной вдовы Алевтины Дубровкиной. Девушка была из другого мира. Из того, куда бывшей Майе Дубровкиной только чуть приоткрылась дверца. Приоткрылась, а потом распахнулась настежь. Входи! Входи, пока зовут!
Встреча с немецким родственником получилась очень трогательной. Анна Альфредовна с утра очень нервничала, пила кофе литрами, грела о чашку ледяные руки. Потом стояла на перроне с застывшими глазами, как солдат на посту, зажав в ладони пять белых розовых бутонов в хрустком целлофане. Хельмутом Гофманом оказался солидный лысоватый дядечка в светлом пальто. Расплылся в слезливой улыбке, ухватился руками за Анну Альфредовну, ткнулся ей по-ребячьи в шею. Майю тоже до слез прошибло. Она вообще была очень чувствительной. В маму. Когда случалось по телевизору мелодраму смотреть иль передачу какую, где люди после разлуки встречаются, уплакивались обе вдрызг, как белуги. А тут все живьем, все перед глазами… Как не заплакать-то?
Дядя Хельмут и племянника двоюродного потом обнимать так же начал, и Майе от той родственной радости перепало. Как оказалось, он и по-русски довольно сносно говорит. Зря только с переводчиком договаривались.
– А это невеста моя, Майя! – представил ее Леня уже после радостных лобызаний.
– О! Невеста! Это хорошо! Невеста – это значит, скоро будет свадьба? Так я понимаю? – с улыбкой заглянул Лене в лицо дядюшка, еще и шарахнул рукой игриво в спину. – Поздравляю, поздравляю заранее! Семья – это хорошо!
Потом, в такси, по пути к гостинице, Леня наклонился к ее уху, спросил виновато:
– Май, ты не обиделась? Ну, что я тебя невестой представил…
