— Ах, вот оно что… — задумчиво протянула Ася. – А я и не поняла…
— Так и не надо ничего понимать. Чего тут понимать–то? Коля – такой же человек, как и мы. Божье творение. И тоже для счастья создан, как та птица для полета. Правда, для счастья этого единственное существует условие – ему адаптация нужна к жизни правильная. Чтоб кто–то лицом его в нужную сторону повернул, понимаешь? А так – все то же самое, по сути…
— А ты, значит, этой самой адаптацией и занимаешься?
— Ну да. Стараюсь. Я учителем труда у них работаю.
— Но это, наверное, очень тяжело…
— Да нисколько. Говорю – они такие же, как мы, люди! Или, может, в чем–то лучше даже. Добрее, может, искреннее намного… Их просто любить надо. Как детей любят. И относиться к ним серьезно, как к людям, а не как к братьям меньшим, собачкам да кошечкам. А то вот наши училки интернатовские выдали недавно такой номер – умереть можно. Хотя ведь как лучше хотели…
— А что они выдали?
— Да понимаешь, комиссия к нам какая–то важная приехать собралась, и сверху от чиновников приказ поступил – концерт организовать. С участием, так сказать, нашего контингента. Ну, наши и расстарались, как могли. Целый месяц репетировали… Вот приехала эта комиссия, наконец, все обошла–посмотрела, все одобрила–похвалила, а потом расселись в зале важные тетки–чиновницы – концерт смотреть, значит. И первым номером выплыли вслед за аккордеонистом Михалычем на сцену пятнадцать девчонок–олигофренок , выстроились одним спошным дружным рядом и запели разными дурными голосами: «Девушкам из высшего общества трудно избежать одиночества…» Уж так девчонки старались, ты бы видела! Так кокетничали, этих самых девушек из того общества изображая! А когда самая толстая и специфически–фактурная Катька Огордникова на полшага вперед из этого ряда на плановой сольной припевке выскочила и, закатив от усердия глаза, заголосила «…я натура утонченная…», то у гостей вообще, по–моему, нервный паралич случился. Просто окаменели все. Кто старательно смех сдерживал, кто гнев, а кто и слезы… В общем, скандал был. Правда, он тихим получился, скандал этот. Просто училкам настоятельно присоветовали организовать из наших девчушек ансамбль не современной, а русской народной песни, и даже денег пообещали выделить на костюмы и реквизиты там всякие… И ты знаешь, правы оказались тетки–чиновницы! Так удачно в кокошники да красные сарафаны наши девчушки вписались — загляденье просто! А сейчас с таким удовольствием учатся деревянными ложками играть–наяривать, ты бы видела! А Катька Огородникова себе стиральную доску облюбовала. Целыми днями по ней ложкой деревянной туда–сюда только и возит. Туда–сюда, туда–сюда…Они, знаешь, сейчас как раз «Комаринскую» разучивают… Чего ты ржешь–то, Анастасия?
Ася и в самом деле не могла удержаться от смеха. Наверное, нехорошо было смеяться, но она ничего с собой поделать не могла. Кот на нее только рукой махнул…
— Вот и ты туда же, хихикала бы только. Смешно ей. Тут не хихикать надо, а беду чужую уважить. Нельзя безоглядно управлять слабыми, понимаешь? Им от души помогать надо. Адаптировать, а не управлять. Причем с умом адаптировать. А то на каждого слабого таким вот образом с десяток управленцев найдется, которые на них только самоутвердиться и норовят…
— Чертей своих витаминами подкармливают, да?
— Как это? Не понял…
— Да долго рассказывать, Кот. Это сын у меня так недавно выразился…
— Да? Интересно. Расскажи–ка.
— Да ну… Ничего интересного, в общем. Юношеские фантазии. Даже и повторять–то эти глупости неловко. Одни только от них неприятности, от фантазий этих. Такое натворил недавно, что я до сих пор как в сером тумане безысходном живу…
Ася горестно вздохнула и обреченно махнула рукой куда–то в сторону. Кот коротко взглянул на нее из–под белых бинтов и, устроившись на подушке повыше и поудобнее, предложил:
— А ты расскажи все–таки. Чует мое сердце, что–то тут не так. Садись вот давай да начинай. А что? Времени у нас с тобой – завались. Мы люди с тобой нынче нервно потрясенные, больные, значит. А лучшее, как известно, от нервов лекарство – добрая беседа. А Коля нас чаем напоит… Коля! Ты где?
Примчавшийся с кухни Коля так преданно и заботливо уставился на своего бывшего учителя, что у Аси кольнуло сердце от умиления – этот странный улыбающийся человек–ребенок будто весь был напичкан самой настоящей, стопроцентной, искренней любовью, она так и перла из него радостно и оголтело. Асе подумалось даже нечаянно – вот счастливый какой. Хотя в следующую секунду она сама себя и одернула: тоже, нашла чему и кому завидовать…
— Кот, а может, супу? Я суп куриный сварил. Вкусный…
— Анастасия, ты супу хочешь? Чего задумалась? – обратился насмешливо Кот к Асе.
— А? Нет… Нет, спасибо, я ничего не хочу…
— Ну, тогда чаю! Коля, только сахару в чай даме много не набухивай, ага? А то ты любишь, понимаешь ли, расположение свое таким образом выказать. Сладко — значит, хорошо…
Коля радостно закивал головой и ушел на кухню, и вскоре торжественно внес к ним в комнату расписной поднос с дымящимися чашками и кусочками принесенного Асей торта на тарелочках. И опять улыбался радостно и счастливо, и опять у Аси сжалось сердце непонятно от чего…
А потом она долго рассказывала Коту свою историю. И про погибшего мужа, и про Жанночку с Левушкой, и про Светкин и Пашкин неожиданный протест, и про Пашкино дурацкое увлечение песенками, из–за которых он институт бросил, и про обиду свою на него материнскую, и про то, как нечаянно, в гневном порыве выгнала его из дома, и теперь найти его не знает, как… Так уж получилось, что она впервые связала в слова и произнесла вслух все внутри наболевшее, и сама удивилась, как странно это наболевшее вдруг прозвучало. Даже не странно, а глуповато как–то. Высвечивалось будто из ее рассказа совершенно определенно, что дети ее не так уж и не правы в этом своем протесте… Или она неверно как–то все излагает, может быть? Акценты не так расставляет? Может, надо было сгладить, приврать как–то про отношения, которые у нее с друзьями сложились? А то Жанночка с Левушкой совсем уж какими–то монстрами получились. И впрямь, чертями настоящими…
Кот слушал ее молча, очень внимательно, лишь изредка взглядывал на нее из–за своей повязки. И не перебил ни разу. Потом, вздохнув, тихо переспросил:
— Как он сказал? Витамины для черта? Надо же, молодец, парень…
— Да почему, почему молодец–то? – всплеснула горестно руками Ася. – Этот молодец теперь, между прочим, без высшего образования останется! Это хорошо, да?
— А тебе что, Анастасия, ребенок без высшего образования не подходит, да? По статусу не соответствует? Стесняешься? Или тебе непременно им гордиться приспичило?
— Ой, ну почему сразу гордиться? Причем тут я–то вообще? Ему же в жизни как–то устраиваться надо, личностью становиться…
— А без диплома он этой личностью ни при каких условиях не станет, да?
— Ой, ну не я же это все придумала, господи! Если у нас теперь везде так – без бумажки тебя и на порог в приличное место не пустят!
