— Ага, понятно… — протянул он, не зная, что сказать.
Вдруг, подумалось ему, этот Джимми О'Коннор —
афроамериканец? Спросить об этом он, разумеется, не мог, однако не исключено
было, что Джимми не может позволить себе платить по десять тысяч долларов в
месяц.
— У вас есть какие-нибудь пожелания по цене? —
осторожно спросил он.
— Я надеюсь, цена будет разумной, — рассеянно
пробормотал Джимми. Он уже опаздывал на работу и думал только о предстоящей
встрече с супружеской парой, которая собиралась усыновить двух четырехлетних
близнецов. Но риелтор уже сомневался, что Джимми — подходящий клиент.
Тот, кто работал в Уоттсе, вряд ли мог позволить себе снять
флигель Купера Уинслоу. Когда же в пять часов они встретились у северных ворот
«Версаля», он понял, что его опасения подтвердились.
Джимми приехал на встречу в побитой «Хонде Сивик», которую
купил по настоянию Маргарет сразу после переезда в Лос-Анджелес. Сам Джимми
предпочел бы машину подороже, но напрасно он объяснял жене, что в Калифорнии
встречают не по одежке, а по тому, какая у тебя машина.
В конце концов она все же настояла на своем. По ее мнению,
социальные работники не имели права ездить на дорогих машинах, даже если могли себе
это позволить.
А Джимми мог себе позволить не только классную машину, но и
многое другое. Он происходил из очень состоятельной семьи, однако они с
Маргарет очень редко говорили об этом даже между собой. «Если ты будешь
козырять передо мной своим богатством, — заявила она ему однажды, — я
с тобой разведусь и найду кого-нибудь, кто не будет каждый день тыкать меня
носом в свои миллионы». Джимми вовсе не собирался тыкать ее носом — он только
хотел, чтобы у его жены было все самое лучшее (поводом для разговора послужила
купленная им для Маргарет стереосистема класса «хай-энд»), но с тех пор
старательно обходил опасную тему.
Никто из их друзей даже не догадывался о том, сколько у него
денег.
Одежда Джимми была под стать машине. На нем были потертые
джинсы с прорванным коленом и бахромой внизу, застиранная футболка с эмблемой
Гарварда, которую он носил уже лет десять, и рабочие ботинки из толстой кожи.
Ходить в них было жарковато, но в домах, где Джимми приходилось бывать по
работе, водились крысы, и он не хотел, чтобы его укусили. Он был бы похож на
чернорабочего, если бы не лицо — чисто выбритое, умное, интеллигентное. Кроме
того, Джимми недавно подстригся, и, глядя на него, риелтор окончательно
запутался.
— Могу я узнать, чем вы занимаетесь, мистер
О'Коннор? — спросил он, отпирая дверь флигеля. Риелтор уже показывал его
сегодня, но первый из претендентов сказал, что он слишком мал. Второму
показалось, что флигель стоит слишком уж уединенно, третьему же и вовсе нужна
была квартира. Таким образом, сдать дом в первый же день риелтору не удалось, а
на Джимми надежд было мало. Вряд ли, размышлял риелтор, этот парень может
позволить себе платить десять «кусков» в месяц, однако показать дом он был
обязан.
А у Джимми едва не захватило дух от восторга. Он даже
остановился на дорожке между розовых кустов и, слегка приоткрыв рот, смотрел на
дом во все глаза. Флигель был очень похож на ирландский коттедж, какие он видел
во время их с Маргарет поездок в Ирландию. Оказавшись в гостиной, Джимми
почувствовал себя так, будто в мгновение ока перенесся в Ирландию или в Новую
Англию. Для одинокого холостяка это было идеальное жилище. В размерах комнат, в
обстановке, в самом воздухе дома было что-то надежное, обстоятельное, немного
консервативное, чисто мужское. Даже кухня, куда Джимми заглянул в первую
очередь, была такой, как надо, — функциональной, удобной, без всяких
женских штучек.
Спальню Джимми осмотрел почти равнодушно, зная, что здесь он
будет только спать, а точнее, проваливаться в сон. Зато ему очень нравилось,
что в доме очень легко можно было вообразить, будто живешь не в огромном
мегаполисе, а где-нибудь в глухой сельской местности или даже в лесу. В отличие
от клиента, осматривавшего коттедж утром, Джимми предпочитал уединение, благотворно
действовавшее на его исстрадавшуюся душу.
— Я — социальный работник, — ответил Джимми, и
риелтор помрачнел еще больше. На зарплату социального работника Джимми мог
арендовать разве что крыльцо от флигеля. Тем не менее риелтор счел необходимым
сохранить хорошую мину при плохой игре.
— А ваша жена приедет взглянуть на дом? — спросил
риелтор, разглядывая гарвардскую фуфайку Джимми и гадая, действительно ли этот
парень учился в этом престижном университете или просто купил ее в магазине
Армии спасения.
— Нет. Она… — начал Джимми и осекся. — Я буду жить
один, — добавил он. Ему было очень трудно сказать о себе — «вдовец». Это
слово казалось ему слишком холодным, не отражавшим того, что он на самом деле
чувствовал и что пережил. Сказать «я холостяк» Джимми тоже не мог, потому что
не чувствовал себя таковым. «Не женат» было бы не правдой. Он до сих пор
чувствовал себя мужем. Маргарет, и, будь у него обручальное кольцо, он бы носил
его. Но Маргарет не подарила ему кольца, а то, что он преподнес ей, было похоронено
вместе с нею.
— Мне нравится этот дом, — сказал Джимми, еще раз
пройдясь по всем комнатам и заглянув во все шкафы. Единственное, что его
смущало, это то, что флигель находился на территории богатого поместья и явно
стоил достаточно дорого, но он подумал, что, если к нему зайдет кто-то из
товарищей и коллег по работе, он всегда может сказать, будто нанялся по
совместительству сторожем или садовником.
Джимми привык скрывать свое богатство, и обычно ему не
составляло труда выдумать какую-то историю, способную снять все недоуменные
вопросы. Он понимал, что такой дом ему, строго говоря, не нужен, но флигель ему
нравился, и — самое главное — Джимми был уверен, что он понравился бы Маргарет.
Дом был как раз в ее вкусе, хотя жить здесь она ни за что бы не согласилась,
так как ей было не по карману выплачивать ни половину, ни даже треть
назначенной ренты.
При мысли об этом Джимми невольно улыбнулся и пообещал
риелтору позвонить завтра.
— Мне бы хотелось немного подумать, — сказал он,
садясь в свою облезлую «Хонду», и риелтор с горечью подумал о зря потраченном
времени. Он был уверен, что Джимми сказал это, только чтобы сохранить лицо.
Судя по его машине, одежде и роду занятий, у него не было и быть не могло таких
денег. Впрочем, Джимми показался ему довольно приятным человеком, и риелтор
старался держаться с ним как можно любезнее. Из опыта своего и своих коллег он
знал, что первое впечатление не всегда самое верное. Бывали случаи, когда
форменные оборванцы оказывались наследниками громадных состояний.
По пути домой Джимми думал о доме, где только что побывал.
Он был достаточно уютным и казался подходящим убежищем, где можно было укрыться
от суеты. Еще он думал о том, как хорошо было бы поселиться там с Маргарет, и
боялся, что подобные мысли могут лишить его желанного покоя. Джимми, однако,
достаточно хорошо знал жизнь, чтобы понимать: никогда нельзя знать заранее, что
будет лучше, а что хуже, пока не попробуешь. Кроме того, от себя ведь не
скроешься, не убежишь, так что не стоит и пытаться. Все равно его тоска последует
за ним; куда бы он ни направился, где бы ни жил.
