Много работаешь?
— Да нет, как обычно, — сухо ответил Марк и тут же
выбранил себя за черствость. Несомненно, беспокойство Эйба было совершенно
искренним, к тому же ему единственному (если не считать психоаналитика) Марк
мог бы рассказать о своем несчастье. На то, чтобы разговаривать об уходе
Дженнет с кем-то еще, ему просто не хватало душевных сил. Помимо всего прочего,
это было просто унизительно, к тому же Марк боялся, что кто-то может подумать —
он скверно обращался со своей женой и вынудил ее порвать с ним. Вместе с тем
ему хотелось выговориться, и он буквально разрывался между желанием поплакаться
кому-то в жилетку и стремлением скрыть происшедшее во что бы то ни стало.
— Дженнет уехала, — сказал Марк, когда они с Эйбом
выходили из зала заседаний. Половину того, что говорилось на совещании, он
попросту не слышал, и это тоже не укрылось от внимания старого бухгалтера. Со
стороны казалось, будто тело Марка существует само по себе, в то время как душа
витает где-то в другом месте, и так оно и было в действительности. Тем не менее
Эйб понял его не сразу.
— Куда? В путешествие? — озадаченно переспросил
он.
— Нет. Насовсем, — ответил Марк мрачно. Привычная
боль тотчас полоснула по сердцу, и вместе с тем выговориться было ему просто
необходимо. — Мы расстались две недели назад, — продолжал он. —
Дженнет уехала с детьми в Нью-Йорк, а я только что продал наш дом. Теперь она
требует развода.
— Вот это новость! — изумился Эйб. — Слушай,
старина, мне очень жаль! — Ему и в самом деле было жаль Марка — бедняга
выглядел совершенно раздавленным. Но Эйб успокоил себя тем, что Марк еще молод,
его жизнь на этом не кончается, пройдет время, боль утихнет… У него еще может
быть и семья, и дети. — Я тебе сочувствую, — добавил он
искренне. — Я просто не знал… — Эйб действительно ничего не слышал, хотя у
него было очень много дел с фирмой, в которой работал Марк. Впрочем, при
встречах они обычно разговаривали о своих клиентах, о налоговом законодательстве
и других деловых вопросах, а отнюдь не о личных делах.
— Я никому не говорил… — Марк покачал головой. — И
ты не говори. Я… не хочу…
Эйб с пониманием кивнул.
— Где же ты теперь живешь?
— В отеле неподалеку. — Марк назвал улицу. —
Вполне сносный отель, но если честно — мне все равно.
Эйб сочувственно покивал.
— Может, пообедаем вместе? — предложил он. Эйб
собирался домой — смотреть матч «Доджерс» против «Ред Соке», но у Марка был
такой вид, что он может вот-вот рухнуть от истощения. Кроме еды, ему, несомненно,
нужна была и дружеская поддержка. Марк и сам это понимал, но идти куда-то ему
не хотелось. Закрыв вопрос с домом, он почувствовал себя еще хуже — гораздо
хуже, чем ожидал. Подписывая акт передачи, Марк чувствовал себя так, словно
перед ним его смертный приговор. И в каком-то смысле так оно и было.
— Нет, спасибо. — Марк выдавил из себя
улыбку. — Может быть, в следующий раз.
— Я тебе позвоню. До встречи. — Эйб потрепал друга
по плечу и ушел. Он не знал, кто виноват в разводе, но ему было очевидно, что
Марк потрясен, разбит, уничтожен. Не было никаких сомнений, что у него нет ни
любовницы, ни подружки. Должно быть, у Дженнет появился кто-нибудь, решил Эйб.
Жена Марка была очень хороша собой, все мужчины на нее заглядывались, но он не
помнил, чтобы она с кем-то кокетничала. Дженнет и Марк выглядели идеальной
американской парой — оба высокие, светловолосые, загорелые, голубоглазые;
такими же голубоглазыми и здоровыми выглядели и их дети. Тот, кто знал
Фридменов недостаточно хорошо или не знал совсем, могли решить, что они родом
откуда-то со Среднего Запада, но это было не так.
Марк и Дженнет выросли в Нью-Йорке и жили в нескольких
кварталах друг от друга, но познакомились только в Йельской школе права
[2]
, куда поступили она — после Вассара, он — после Брауна
[3]
. Эйбу их брак всегда казался очень крепким, но, как видно, он
ошибался.
Марк задержался на работе до восьми часов, бесцельно
перебирая бумаги на столе, и только потом поехал в отель.
По дороге он собирался перехватить в кафе пару сандвичей, но
есть ему по-прежнему не хотелось, и Марк ограничился тем, что выпил чашку
скверного кофе. Он обещал своему лечащему врачу и психотерапевту, что будет
питаться нормально, и сейчас вспомнил об этом обещании. Завтра он попытается
проглотить хотя бы что-нибудь, но не сейчас. Сейчас ему хотелось только одного:
лечь в постель и включить телевизор. Может быть, ему даже удастся заснуть.
Когда он поднялся в номер, в гостиной надрывался телефон.
Звонила Джессика. У нее в школе был хороший день — она получила высший балл за
устный опрос, но в целом Нью-Йоркская школа ей не нравилась. Что касалось
Джейсона, то он возненавидел новую школу лютой ненавистью с самого первого дня.
Разговаривая с дочерью, Марк сразу вспомнил об этом и с тревогой подумал, что
его детям никак не удается приспособиться к новому окружению, хотя для этого,
казалось, были все условия. Джейсона, к примеру, сразу же включили в школьную
команду по футболу, а Джессику — в сборную округа по хоккею на траве, однако
оба продолжали в один голос утверждать, что «в Нью-Йорке все сплошь дегенераты
и подонки». Кроме всего прочего, Джессика, не зная истинных причин развода
родителей, продолжала дуться на Марка.
Он не стал говорить дочери, что продал их дом. Марк
пообещал, что постарается приехать в Нью-Йорк в ближайшем будущем, и передал
привет Дженнет и Джейсону. Положив трубку, он так и остался сидеть на кровати в
костюме и галстуке и лишь тупо смотрел на экран телевизора. Передавали какое-то
развлекательное шоу, но Марк ничего не видел. Слезы медленно катились по его
лицу, а сердце сжималось от тоски и обиды.
Глава 3
Джимми О'Коннор был высоким, мускулистым, крепким молодым
мужчиной с мощной грудью и налитыми бицепсами. Он до сих пор отлично играл в
теннис и гольф, а в студенческие годы (учился Джимми в Гарварде) был членом
сборной университета по хоккею с шайбой. После аспирантуры Джимми защитил
диссертацию на звание магистра психологии при Калифорнийском университете
Лос-Анджелеса, одновременно работая на добровольных началах в Уоттсе — самом
криминогенном районе города. Год назад он вернулся на работу в социальную
службу, чтобы подготовить материалы для докторской диссертации по социологии,
да так там и остался. К тридцати трем годам у него было практически все, что
только может пожелать человек: жена, друзья, интересная и перспективная работа,
и все же он продолжал выкраивать время для спорта, организовав футбольную и
софтбольную команды для детей, с которыми работал.
Его обязанности социального работника заключались в том, что
он помещал сирот в приюты, работал с родителями, которые избивали своих детей,
насиловали, морили голодом. Зачастую это означало, что Джимми забирал
подвергшихся жестокому обращению детей в тот же приют или договаривался с их
родственниками, а материалы на родителей передавал в суд.
