Возможно, дело как раз в этом, вдруг подумал Марк. Быть
может, Дженнет было слишком скучно — скучно именно с ним. Возможно, по
сравнению с Эдамом он казался ей занудой. Нью-йоркский эскулап был старше Марка
на шесть лет, но, если верить Дженнет, вел значительно более интересную жизнь.
В Нью-Йорке у него была обширная практика, он постоянно встречался с самыми
знаменитыми людьми, плавал на собственной яхте, которая стояла в частном доке
на Лонг-Айленде, к тому же в прошлом он шесть лет работай в Корпусе мира и
объездил почти весь свет. У него было много друзей, которые постоянно затевали
праздники, пикники, розыгрыши, походы, и это разнообразие не могло не ошеломить
Дженнет. Кроме того, Эдам — по словам Дженнет — очень любил детей. Он уже был
женат, но его жена не могла иметь детей, а брать ребенка из приюта они не
хотели. В конце концов они развелись, и теперь Эдам был без ума от Джессики и
Джейсона. Больше того: он мечтал завести с Дженнет и собственных детей, но об
этом ни Марку, ни детям Дженнет не сказала ни слова.
Джессика и Джейсон вообще не знали о том, что у матери есть
друг. Дженнет собиралась познакомить их с Эдамом, когда они немного обживутся в
Нью-Йорке, но Марк подозревал, что она просто хочет скрыть от детей подлинную
причину их разрыва.
По сравнению с Эдамом Джойсом Марк действительно был куда
как скучнее, и он сам это понимал. Он любил свою работу, с удовольствием
занимался планировкой налоговых платежей и поиском оптимальных способов их
уменьшения, но это были не те темы, которые можно было обсуждать с Дженнет. В
свое время она хотела заниматься уголовным правом или защитой прав детей, и
налоговое законодательство было для нее предметом довольно скучным. Несколько
раз в месяц они играли в теннис, изредка бывали в кино, гуляли с детьми в
парке, обедали с друзьями и знакомыми, и, пока на горизонте не появился Эдам,
такая жизнь вполне устраивала обоих.
Но теперь все изменилось. И моральные терзания, которые Марк
теперь испытывал, причиняли ему почти физическую боль. Марку казалось, что
кто-то напихал ему под кожу битого стекла, которое при каждом движении
врезается в мышцы и сухожилия. По совету своего врача, которого Марк попросил
выписать самое сильное снотворное, он даже начал ходить к психологу, однако
пять сеансов психотерапии нисколько ему не помогли, и он по-прежнему мог
уснуть, только приняв горсть успокаивающих таблеток.
Жизнь превратилась в самый настоящий ад. Марк тосковал по
Дженнет, по детям, по прошлому, которое — он знал — никогда не вернется. И
продажа дома только обострила его чувства. Теперь ничто больше не связывало
Марка с тем, что когда-то было ему дорого.
— — Вы закончили, Марк? — негромко спросил
риелтор, заглядывая в спальню.
— Да, конечно, — отозвался он, медленно приходя в
себя.
В последний раз окинув взглядом комнату, Марк качнул
головой, словно прощаясь с прошлым, и быстро вышел из дома. Риелтор запер двери
и опустил ключи в карман. Деньги за дом поступили на счет Марка еще утром, и он
уже дал распоряжение банку, чтобы половина была переведена Дженнет в Нью-Йорк.
Оставшаяся сумма была достаточно велика, но Марка это не радовало. Его вообще
больше ничего не радовало.
— Не хотите ли, чтобы я подыскал вам что-нибудь? —
с надеждой спросил риелтор. — У нас в агентстве есть несколько очень милых
домиков, есть один симпатичный особнячок в Хэнкок-парке. Если желаете квартиру,
то и здесь у нас отличный выбор. — Для торговцев недвижимостью февраль
всегда был одним из лучших месяцев в году. Полоса праздников была позади, до
весны было рукой подать, и на рынке появлялись просто превосходные варианты.
Правда, и стоили они недешево, но риелтор знал, что с деньгами, которые Марк
получил от продажи дома, он может позволить себе приобрести довольно приличное
жилье.
Кроме того, у него была хорошо оплачиваемая работа, так что
деньги не были для него проблемой. Чего, впрочем, нельзя было сказать обо всем
остальном.
— Мне неплохо и в отеле, — отозвался Марк тусклым
голосом и, еще раз поблагодарив риелтора, сел в свой «Мерседес». Агент провел
сделку профессионально быстро, и Марк почти жалел, что никакие обстоятельства
не помешали продать дом в столь короткий срок. Он не чувствовал себя готовым к
тому, чтобы начинать жить заново, с чистого листа. Каждый шаг, каждое активное
действие давались ему с неимоверным трудом. Лучше стоять на месте, чем
двигаться вперед, разрывая последнюю связь с прошлым, — примерно так
рассуждал Марк, и внезапно ему пришло в голову, что на эту тему ему стоит
поговорить со своим новым психотерапевтом. Это был его хлеб, к тому же
психотерапевт казался Марку славным парнем, однако он не был уверен, что
дополнительные сеансы ему помогут. Быть может, проблему бессонницы в конце
концов удастся решить, но как быть с остальным? Ведь о чем бы они ни
разговаривали во время сеансов (он — лежа на кушетке, врач — за столом, спиной
к нему), ему не вернуть Дженнет и детей, а без них сама жизнь теряла для Марка
всякую ценность. Впрочем, жизнь была ему не нужна. Ему нужна была семья, но
теперь Дженнет принадлежала другому, и Марк со страхом думал о том, что и детям
Эдам может понравиться и они постепенно забудут его.
И эта мысль пугала его больше всего.
От своего бывшего дома Марк, не заезжая в отель, поехал
прямо на работу. В час пополудни он уже продиктовал несколько писем и
просмотрел несколько текущих отчетов.
На обед он не пошел. Всякий аппетиту него давно пропал, и за
последний месяц он потерял почти десять фунтов веса.
Костюмы болтались на нем, как на вешалке, но Марк почти не
обращал на это внимания. Все его силы уходили на то, чтобы сосредоточиться на
работе и не думать ни о чем другом.
Думал он по ночам. Стоило ему оказаться в своем номере в
отеле, как все происшедшее наваливалось на него снова, и Марк словно наяву
слышал жестокие слова Дженнет, вспоминал слезы детей. Он звонил им в Нью-Йорк
почти каждый день и обещал приехать к ним через пару недель. На пасхальные
каникулы Марк собирался съездить с детьми на Карибы; кроме того, ему хотелось,
чтобы на лето они приехали к нему в Лос-Анджелес, но теперь им негде было бы
жить. И думать об этом ему тоже было горько и страшно.
Вечером того же дня — на рабочем совещании — Марк столкнулся
с Эйбом Бронстайном. Увидев своего старого друга, бухгалтер был потрясен. У
Марка был такой вид, словно он болен какой-то неизлечимой болезнью, которая к
тому же быстро прогрессирует. Обычно он выглядел даже несколько моложе своих лет
и отличался атлетическим телосложением, но сейчас на него нельзя было смотреть
без жалости. Вместо привлекательного, жизнерадостного мужчины Эйб видел перед
собой живой труп.
— С тобой все в порядке? — участливо спросил Эйб,
когда совещание закончилось.
— Думаю, да. Во всяком случае, я здоров, — ответил
Марк, но его голос звучал глухо, лицо было землисто-серым, а под глазами
набухли мешки, как будто он много пил. Это было настолько не похоже на него,
что Эйб встревожился еще больше.
— Я было подумал, что ты болен, — сказал он,
продолжая внимательно разглядывать Марка. — Похудел, осунулся…
