К досаде Кирилла, Василиса его злости будто не замечала. Уселась на подоконник и не столько смотрела на домочадцев и Кирилла, сколько на разбушевавшуюся грозу.
Над городом уже гремело так, что закладывало уши. Длинные ветвистые молнии безжалостно прошивали небосклон яркими неровными стежками. От Невы тянуло пронзительным холодом, деревья у старой беседки сгибало в дугу, пожелтевшие листья поземкой несло по все еще сухому асфальту…
Погода странно соответствовала внутреннему состоянию Кирилла. Он из последних сил держал себя в руках, хотя ему смертельно наскучили чужие и собственные реверансы.
Больше всего Кириллу хотелось остаться с ненормальной девчонкой наедине. И высказать ей все, что думал о привычке некоторых бесцеремонно совать нос не в свои дела.
Если честно, ему хотелось выставить Василису вон, раз и навсегда!
С детства Кирилла привлекала упорядоченная, размеренная жизнь, которую можно планировать и строить по собственному желанию. В ней не предусматривалось места порывам и глупым эмоциям.
Хватит с Кирилла маменьки с ее наивной любовью с первого взгляда!
Он вообще не нуждался в любви.
Все должно подчиняться расчету.
Даже чувства.
В то же самое время Кириллу — до боли остро! — хотелось заглянуть в мятежные глаза цвета расплавленного золота. И коснуться шелковистой щеки. И увидеть, как под тонкой нежной кожей на виске робко пульсирует голубая жилка. И вдохнуть, наконец, присущий только этой невозможной девчонке запах леса, солнца и лета…
Ну что, что Василиса так пристально высматривала за окном?!
Кирилл кротко беседовал с Екатериной Васильевной. Терпеливо улыбался Лере. Отвечал сводному брату спокойным твердым взглядом. И даже сочувственно кивал отцу — мол, да, он чувствует себя много лучше, швы уже практически не болят…
Кирилл вздохнул с облегчением, когда гости начали прощаться.
С еще большим облегчением понял — Василиса остается.
И тут же заскрипел зубами от злости: невозможная девчонка смотрела на него безмятежно, глаза ее счастливо сияли, она явно считала себя благодетельницей.
Еще бы — Кирилл в мгновение обзавелся целой толпой близких родственников! Теперь кроме матери у него — любящий папочка, его женушка, сводная сестра, братец…
Интересно, малышка и себя возомнила его родственницей? Или все-таки считает… гм-м-м… ну, они-то всяко не родня!
Кирилл дождался, когда за Лерой закроется дверь. Едва не сплюнул с досады, когда сводная сестрица снова заглянула в палату — забыла, видите ли, попрощаться — послать новоприобретенному брату воздушный поцелуй.
Наконец шаги в коридоре затихли. Кирилл, стараясь не морщиться, сел и неуверенно нашарил ногами шлепанцы. Вдруг показалось, что он не сможет сейчас встать, хоть лечащий врач и дал добро.
Потолок нехорошо качнуло, пол накренился. Кирилл стиснул зубы, он не терпел слабости ни в ком, а уж в себе — особенно.
Кирилл осторожно покосился на Василису: она по-прежнему смотрела в окно, хотя гроза потихоньку удалялась. Раскаты грома звучали глуше, да и молнии уже не слепили, ветвистые монстры сменились жалкими слабыми росчерками.
В его сторону Василиса и головы не повернула, будто не слышала скрипа кровати. Сидела на подоконнике, обняв колени, девичий профиль на фоне темного свинцового неба показался Кириллу особенно светлым, легкие кудряшки стояли вокруг головы солнечно ярким облачком, рыжая коса плавно стекала с подоконника, чуть недоставая пола.
«Сейчас я все ей выложу. — Кирилл едва сдержал стон, первый шаг дался трудно, мучительно заныли подживающие раны. — Восемнадцати нет, зато самоуверенности на троих… Вот куда она, собственно, влезла?!»
Желание схватить противную девчонку за плечи, встряхнуть как следует, высказаться, а потом выставить ее вон, глядя в рыжие глаза последний раз в жизни, оказалось нестерпимо сильным и помогло Кириллу доковылять до окна, не теряя лица. Он даже ни разу не поморщился, предвкушая скорую месть.
Устроить в его палате настоящий балаган и потом сидеть эдакой смиренницей на подоконнике!
Мол, я не я и корова не моя…
Нет, прямо-таки ангел невинный, даже сияние вокруг головы присутствует, может, рыжие на нашей грешной земле и впрямь за ангелов?..
Кирилл действительно схватил Василису за плечи, но трясти не стал. Ее косточки вдруг показались ему по-птичьи тонкими, легкими, чрезмерно хрупкими. И девичья шея тянулась из широкого воротника как-то особенно беззащитно, и круглый подбородок мерцал в сумерках ненастья нежно и трогательно…
Василиса обернулась, у Кирилла перехватило дыхание: она смотрела на него удивительно… доверчиво, открыто, со странным ожиданием. Ее необычные радужки при свете редких молний завораживающе светлели, и плавились вокруг зрачков редкие коричневые островки…
Кирилл гулко сглотнул, из головы мгновенно вылетели все недавние планы. Он рывком, плохо сознавая, что делает, притянул Василису к себе. Зарылся носом в легкие кудряшки, с наслаждением вдохнул ароматы лета и хрипло пробормотал:
— Чудо ты мое лесное…
