— Ну, а зачем это надо, если ты не худеешь? — подколола я ее. — Зачем заниматься тем, от чего нет никакого толку? Может, тебе лучше заняться чем-то полезным? Начать водить детей в бассейн или собирать деньги в какой-то благотворительный фонд. Твою энергию надо направить в полезное обществу русло!
— Ты стала какая-то злая, — растерянно пробормотала Оля.
Я почувствовала легкий укол. Кажется, моя совесть пыталась напомнить мне, что Ольга — моя подруга и я не должна говорить ей гадости. Я подлила себе вина и заткнула совесть пробкой от бутылки.
— Нет, я просто устала от этого всего, — одним махом допив бокал, поделилась я. — Ты же ведь не худеешь, а просто любишь играть в диеты. Это твое хобби! Если бы ты хотела похудеть, ты бы просто перестала жрать торты по выходным и стала бы бегать по утрам.
— Совершенно злая. Как собака! Что это Окунев с тобой сделал? — поразилась моим наездам Оля.
Я и сама бы поразилась, если бы не вино.
— Это не Окунев. Если хочешь знать, на Окунева мне совершенно наплевать! Абсолютно. Это все Рубин. Видишь, я не забыла! Ты столько сделала, чтобы я его забыла, а я помню. И всегда буду помнить, что он меня предал! — несла я. Кажется, это был первый раз за последние полгода, когда я вслух произнесла фамилию Рубин.
— Но чего он такого сделал, что тебя так заклинило? Разве Окунев в свое время не сделал то же самое?
— Нет! — хлопнула я рукой по столу. — Окунев предал меня, но это не важно. Он был и остался банален, и то, что банальный человек сделал банальный поступок, — в этом нет ничего удивительного. А Рубин был… то есть казался совершенно другим.
— Каким это другим? Обычный мужик! — не согласилась Ольга.
— Необычный. Из другой жизни. Из жизни, о которой я мечтала больше, чем о миллионе долларов, — выговорилась наконец я.
Ольга насупленно сидела и смотрела на скатерть стола.
— Слушай, это уже не ты. Ты бы никогда мне этого всего не сказала. И ты была такой… такой…
— Какой? — рассвирепела я. — Удобной? Для всех вас? Тебе я поддакивала и создавала компанию. Сопровождала в баню. Мише родила ребенка, не нарушив его покоя. Теперь, когда он соизволил заинтересоваться сыном, подала его на блюдечке. Галине давала возможность чувствовать себя в гуще событий. В банке проводила платежи! Всем удобно. А мне? Кто-то поинтересовался, что нужно мне?
— Прекрати! И хватит пить! — запаниковала Ольга, но меня уже было не остановить. Такой ярости, такой злости на жизнь я не испытывала еще никогда. Ни разу. Даже тогда, когда Рубин не приехал.
— Не прекращу! Когда я влюбилась, о чем думала ты? Что я перестану ходить в баню? О чем думала Маринка, и Ритка, и другие наши бабы? За что ей такой красивый мужик? О чем думал Рубин? Черт его знает, о чем он думал, но только не о том, как я переживу его предательство! И так все, думаете только о себе. А я чем хуже? Я тоже теперь буду думать только о себе!
— О господи! — всплеснула руками Оля, глядя, как я роняю голову в ладони и начинаю истерично рыдать.
— Я не хочу! Не хочу этой жизни. У меня ничего нет, я ничего не хочу, ни о чем не мечтаю! Даже похудеть! Зачем? Никто меня не любит. И никого я не люблю.
— Слушай, я уложу тебя на диване. Тебе надо поспать. А утром мы поговорим, — ласковым голосом баюкала меня Ольга.
— Не поговорим, — упрямо возражала я. — Я сама не знаю, что со мной. Я приехала только чтобы сказать, что больше не хочу никого видеть. И тебя тоже. Тоже не хочу.
— Серьезно? И давно? — явно не придавая значения моему пьяному бреду, бормотала она.
— Давно. С тех пор, как переехала к Михаилу. Знаешь, я словно упираюсь в какую-то невидимую стену. Между… ик… нами. — Кажется, крепленое было слишком крепким для меня. Перед глазами двоилось.
— Может, ты и права, — утешала меня Оля. — Может, и есть стена. Но мы ее уберем. Со временем. Да?
— Угу! — кивнула я, падая на ее диван. — Но видеть я тебя все равно не хочу.
— Знаешь что, дорогая, — не выдержала Оля. — В конце концов, не я тебя бросила, а Рубин. Я тут ни при чем. И не я тебя пинком гнала потом к Михаилу. Ты сама к нему пошла жить.
— Ага, сама. А ты только капала мне на мозги, — отвечала я, понимая, что на этом нашей дружбе, скорее всего, придет конец. — Не упусти своего! Михаил — отличный вариант!
— Знаешь, если бы ты действительно любила своего Рубина, ты бы не ушла так быстро к Мише. Просто ты очень хотела замуж! И я тебе помогла в этом. И теперь нечего мне рассказывать, что я лишила тебя Рубина и отдала в лапы Михаилу. А если ты меня не хочешь видеть, я и не навязываюсь, — выдала наконец она и ушла на кухню. Слезы полились из моих пьяных глаз, я встала с ее дивана и побрела, шатаясь, в ванную. Васёна с детской любознательностью рассматривала меня, следуя за мной по пятам. Женя что-то возмущенно высказывал Ольге на кухне, я не могла разобрать, что именно, через закрытую дверь. Кажется, он говорил ей, что так нельзя. И что она что-то не должна говорить. Или, наоборот, должна была что-то мне сказать. Мне было все равно. Мне хотелось умереть. Я чувствовала себя хуже, чем мой друг-массажист. У того в жизни была хотя бы мечта. У меня же в ней не осталось ничего. Ни мужчины моей мечты, ни подруги моей мечты, ни просто мечты, без мужчины и без подруги.
В ванной я долго умывалась холодной водой и думала о том, как могла так напиться и так ужасно вести себя по отношению к Соловейке. В конце концов, мы столько лет вместе. И она действительно не сделала мне ничего плохого.
— Ты прости меня, — чуть придя в чувство, виновато просила я. — Я сама не знаю, что несу. Бред.
— Просто тебе плохо, и ты готова кого угодно в этом обвинить. Но пройдет время, и ты поймешь, что все не так уж плохо. Ведь тебе хорошо с Михаилом? — примирительно поинтересовалась Оля.
Я задумалась (насколько я могла думать в том состоянии, в котором находилась).
— Хорошо? Мне с ним никак. Мы можем прожить так много лет. И даже всю жизнь. Он не мешает мне, а я ему. И мы способны договориться, когда речь идет о каких-то бытовых мелочах из разряда «с какого конца тюбика выдавливать пасту».
— Между прочим, это не так и плохо. Многие семьи живут гораздо хуже.
— А знаешь, это как раз и есть самое страшное, — вдруг поняла я. — Мы с Мишей действительно можем стать одной семьей. Срастись, как дерево и гриб-нарост. Или как сиамские близнецы, которым, может, и лучше бы по отдельности. Но без шансов. Мы слепим свои доходы, обзаведемся общим имуществом, станем сквозь пальцы смотреть на интрижки друг друга. И будем даже очень неплохо жить!
— А что не так? — таращилась на меня Оля. Она действительно не понимала.
И я сама не до конца понимала, чего хочу. Можно сказать, что я только начинала догадываться, что вся эта трясина — не для меня.
— А то, что я пачками лопаю противозачаточные таблетки, чтобы не дай бог не забеременеть от Окунева. Я не желаю больше иметь детей. И вообще, я не желаю больше иметь ничего! И пусть, как ты говоришь, все это — наилучший для меня вариант. Самый комфортный, самый выгодный и безопасный.
