Значит, и Илья Кириллович пришел, и Феденьку Кузнецовы зачем-то с собой взяли, хотя ему-то уж скорее, чем Норе, спать пора: мальчику три года едва исполнилось.
Ну, Федя-то ладно: наверное, просто оставить его не с кем. Но все остальные… Странное что-то происходит! В том, что гости пришли, ничего странного, конечно, нет, но вот то, что ее при этом спать услали… В чем тут дело?
– В общем, ребята, с Оксаной я поговорила, – сказала Ольга. – Она говорит, что решать вопрос надо с Козявиной, комнаты распределяет в конечном счете она, и взятку давать надо ей, а мелким сошкам своим она сама раздаст, сколько им положено.
– И сколько им положено? – спросила Ангелина Константиновна Тенета. – Не персонально сошкам, а всему этому прелестному коллективу?
– Пятьсот рублей, – сказала Ольга.
– Что-то мало, – удивился Илья Кириллович.
– Новыми деньгами. Нас партия и правительство денежной реформой осчастливили, забыл? И потом, это же не на квартиру ордер, а на комнату, – объяснила Ольга. – На пятом этаже у нас, в общежитии.
– Но с пропиской? – уточнила Мария Игнатьевна. – Федя, не клади огрызок в карман.
– Конечно, с пропиской, – ответила Ольга. – У Петраковых домработница комнату на пятом получила, ну и Нора получит.
– А разрешат вам иногороднюю домработницей оформить? – спросил Илья Кириллович. – Смотрите, если надо, могу я этим заняться. Через горздрав пробью.
– Не надо ничего пробивать, – сказала Ольга. – Зря, что ли, Саша у нас без пяти минут профессор и вообще светило? И потом, Мотю прописали же, никто слова не сказал. А она из Смоленской области была.
– Не вспоминай Мотю! – К своему удивлению, Нора услышала голос Александра Станиславовича. – Это не домработница была, а исчадие ада. До сих пор Бога благодарю, что сестра ей дом в деревне завещала. Что бы мы делали, если бы она не уехала?
Нора-то думала, Александр Станиславович ни о чем, кроме музыки, и говорить не умеет! А он вон как рассуждает.
Щеки у нее пылали. Она не знала, что делать. Может, выйти, сказать, что стыдно ей за такие их хлопоты? Да только говорить об этом еще стыднее.
– В общем, сбрасываемся по двести рублей, – подытожила Ангелина Константиновна. – Пятьсот Козявиной, а Оксане сотни, я думаю, за посреднические услуги будет довольно.
– Будет, будет, – согласилась Ольга. – Кстати, мы вовремя этим озаботились. Пять месяцев, как после Блинкиной-старухи комната освободилась. Если все гладко пройдет, через месяц Нора может ее получить.
– А когда ей рожать? – спросил Илья Кириллович.
– В декабре. Не исключено, что в новогоднюю ночь, – ответила Ольга.
– Это не есть хорошо, – заметил он. – В новогоднюю ночь акушерок не дозовешься.
– Завтрашний день сам о себе подумает, – сказал Александр Станиславович. – Будем действовать последовательно.
– Мама, у Норы сын родится? – спросил Федя.
Когда Нора в первый раз его увидела, то сразу поняла, какой это серьезный мальчик. От него не то что пустого крика нельзя было услышать, но и ни единого глупого слова. Может, потому что был он у Кузнецовых поздний ребенок: Марии Игнатьевне на вид было лет сорок, а Илье Кирилловичу и того больше.
А может, и будь они молодыми, Федя у них родился бы точно такой же, спокойный и основательный. И не зря Ангелина Константиновна называла его за эти качества как взрослого – Федором Ильичом.
– Может быть, сын, а может, девочка, – ответила Мария Игнатьевна. – Будешь ее любить и защищать, Федя?
– Любить – не знаю, а защищать буду.
Несмотря на все свое волнение, Нора едва сдержала смех. Ведь совсем маленький парнишка! Но в твердости его обещания можно не сомневаться.
– Все-таки я не пойму, что она такое, – сказала Ангелина Константиновна.
– Во всяком случае, никакого темного начала я в ней не чувствую, – ответила Ольга. – И жалко мне ее страшно. Просто пронзительная жалость. Даже не понимаю почему. Какая-то она… Неприкаянная.
– Да что ты оправдываешься, Оля? – заметил Илья Кириллович. – Ничего странного нет в том, чтобы помочь одинокой беременной женщине. Которую к тому же счастливый отец ее ребенка обещал прибить, если она ему глаза будет мозолить.
Рассказ про Петра Васильевича правдами и неправдами выманила у Норы Алиция. И снова – стыд какой! Подумают, она специально про это рассказала, разжалобить хотела, подумают.
– В том, чтобы помочь, конечно, ничего странного… – задумчиво проговорила Ольга. – Но сама она странная очень. Совершенно необъяснимое создание!
Гости посидели еще немного и разошлись. Нора поскорее закрыла окно: вдруг Ольга поднимет голову и догадается, что она подслушивала.
Но Ольга все равно об этом догадалась.
Проводив гостей, она поднялась к Норе в мансарду и прямо с порога сказала:
– Все слышала? Да я же видела, что у тебя окно открыто.
Нора сбросила одеяло и села на кровати. Щеки у нее горели так, что даже в темноте, наверное, было заметно.
– Нора, – сказала Ольга, – рассуди логически. Выпроводить тебя восвояси в таком положении мы не можем. Прими это без объяснений, как данность: не можем. Поселить тебя с младенцем у Саши в кабинете тоже не можем. Нам и так сумасшедший дом предстоит, когда Алька разродится. Одним словом, тебе негде жить и вдобавок не на что жить, потому что твоя сельская школа тебе даже декретных платить не будет, если ты немедленно туда не вернешься. А возвращаться туда тебе нельзя. Так?
Олька смотрела на Нору таким строгим взглядом, что та почувствовала, как вся кровь отливает у нее от лица.
– Так… – чуть слышно проговорила она.
– При таких вводных, как говорит мой прекрасный зять, задачка решается одним способом. Ты можешь устроиться только домработницей, нравится тебе это или нет.
– Да разве я потому!.. – воскликнула Нора. – Да я… Я же за счастье посчитаю!..
– Мне все-таки интересно, – не обращая внимания на ее возгласы, перебила Ольга. – Невероятно интересно: откуда у тебя эта… Даже не знаю, как назвать. Непритязательность? Кроткость эта нечеловеческая, вот что. Я вот, например, сразу насторожилась, когда заметила, какими глазами ты на Андрюшку смотришь.
– Вы что?! – ахнула Нора. – У меня и в мыслях не было! Насчет Андрея.
– Тоже заметила, – усмехнулась Ольга. – И успокоилась. Но ведь в том-то и дело! Смотришь ты на него как на сказочного принца, но при этом тебе даже в голову не приходит, что этот принц может стать твоим. Любая девчонка с твоей внешностью хоть попыталась бы отбить, ну хоть безотчетно глазки стала бы строить. А ты смотришь, как на картину в Эрмитаже, и – даже в мыслях не имеешь.
– При чем тут картина? – покачала головой Нора. – Он Алин муж. Это же… Это нельзя. Никак нельзя!
