– У мамы скоро день рождения, я тут сюрприз готовлю, мне надо срочно напечатать фотки, сделаешь? А то я абсолютно нетранспортабелен.
Всю дорогу до Алешиного дома Оля размышляла, что надеть на день рождения этой самой неведомой мамы, чтобы понравиться. Если костюм для процедуры обычного знакомства выбрать было несложно, то знакомство с возможной родственницей в условиях такого глобального торжества, как день рождения, требовало определенных усилий в части продумывания гардероба. Мысль, что ее могут не пригласить на предстоящий праздник, Олечке даже в голову не приходила.
– Вот, – Алеша в дверях протянул ей какой-то крохотный квадратик и тысячную купюру, – напечатай все.
– Что это? – оторопела Олечка. – И где поцелуй? И вообще – ты меня что, в квартиру даже не впустишь?
– Оля, ты хочешь, чтобы мы оба лежали с температурой, как два полена-близнеца? Я же заразный!
– Зараза не сразу – сначала микроб, – попробовала пошутить девушка, давя распирающую ее обиду.
– Это флэшка, – словно не замечая выражения ее лица, пояснил Алексей. – От цифрового фотоаппарата. Сам фотик накрылся, мне даже не просмотреть, что там нащелкалось. Надеюсь, что хоть флэшка цела. Пусть печатают все. Ладно?
– Ладно, – прошептала Олечка, поняв, что с ней прощаются. С одной стороны, его беспокойство по поводу ее здоровья было понятно и приятно, а с другой – хотелось ласки и тепла.
– Целую, – сообщил Леша и опять оглушительно чихнул.
Оля медленно двинулась к лестнице. Было как-то тоскливо и до одурения жаль себя.
Не обнаружив никаких видимых подвижек после своей первой оперативной комбинации с привлечением мамы, Вероника решила форсировать события.
Получив у Нины телефон соперницы, Ника начала рыть подкоп с другой стороны. Набрав заветные циферки и послушав гудки, она наконец услышала приятный мужской голос. Конечно, с мужиками разговаривать сложнее, они очень вяло реагируют на намеки и медленно делают нужные выводы, но пришлось довольствоваться тем, что есть.
– Ах, простите, – нежно пролепетала Вероника. – Даже не знаю, как объяснить… Вы меня не знаете…
– Прежде всего, здравствуйте! – довольно агрессивно ответствовал Колясик, решивший, что это мама подсылает парламентеров.
Елена Сергеевна категорически отказывалась ждать и требовала немедленно перевезти ее в приличное место. Побоявшись, что мама и здесь оставит от семейного счастья одни руины, Николай принялся за активные поиски съемной жилплощади для исходящей злобой мамаши. Максимум, на что он был способен, это комната в коммуналке, но Елена Сергеевна требовала воссоединения семьи, плаксиво рассказывая, как соскучилась по Танечке и Олечке, образ которых за прошедшие пару десятилетий основательно потускнел и облупился в старушкиной памяти. Татьяна же, смутно вспоминавшая яркие и западающие в душу выступления свекрови, с которой они имели счастье давным-давно расстаться, представив это самое воссоединение, с энтузиазмом подключилась к поискам и готова была даже материально вложиться в аренду однушки, лишь бы не пересекаться с бывшей родственницей.
– Простите, здравствуйте, – покорно пролепетала вошедшая в роль Вероника. – Вы Олин папа?
Сообразив, что речь пойдет о дочери, Коля успокоился.
– Ну папа, а что?
– Дело в том… Ой, не знаю, как сказать…
– Да не жмись ты, – не вытерпел Колясик. – Беременная она, что ли?
– Неизвестно. – Вероника пожалела, что не продумала заранее направление беседы, и неопределенно добавила: – Вполне вероятно. Но дело даже не в этом. Ее друг… Ой, вы ее ругать не будете?
– Ты давай, говори уже, – обозлился собеседник.
– Он брачный аферист. Или что-то в этом роде. Я совершенно случайно узнала, что он какую-то пакость задумал.
– А откуда узнала? – бдительно поинтересовался Николай.
– Все, не могу больше говорить! Спасите Олю!
– Аферист, – пробормотал Колясик, швырнув трубку на базу. – Еще чего не хватало. Я его тогда вместе с мамой поселю, у нас в семье вся жилплощадь с нагрузкой: Танькина – с мужиком, съемная – с мамой, а эта – со мной. И мне тут лишние соседи не нужны!
Решив не говорить Татьяне о разговоре, Николай обыскал Олины вещи. Но ничего, что могло бы подсказать методы борьбы с назревающей, словно фурункул, проблемой, не обнаружил. Надо было дождаться вечера и вытрясти из Ольгиной сумочки или из самой дурехи, которая связывается со всякими уродами, исчерпывающую информацию.
Лида, которая так и не смогла родить ребенка, несмотря на многочисленные попытки и чемодан денег, оставленный в клинике, всей душой привязалась к сыну подруги. Мальчик отвечал ей взаимностью, считая Лидусю чуть ли не родной тетей. Понимая, что рано или поздно на богатого наследника нарвется именно такая охотница за приданым, Лида старалась держать руку на пульсе. Сообщение Маргоши не стало для нее потрясением, но и не обрадовало.
– Информация проверенная? – строго спросила Лида, представляя, сколько проблем их ждет впереди, если все действительно так.
– Да, – уныло подтвердила Рита.
– Это довод для бабки на лавочке, но не для нас, – отрубила Лида. – Факты какие?
– Ну какие факты могут быть? Я что, свечку держала?
– С Лешкой говорила?
– Да он сейчас болеет, дома сидит. Как думаешь, может, он ее забудет, пока…
– Ритка, ну ты чушь-то не пори! Любовь с соплями не вытекает! Кто она, что про нее известно?
– Только где учится и имя-фамилия. – Маргоша с надеждой уставилась на подругу. Сама она была сейчас не в состоянии мыслить логически.
– Разберемся. Пусть твой ребенок пока дома посидит.
– Да он вообще лежит!
– Пусть лежит. Не суть, главное, чтобы не выползал из дома и находился под наблюдением.
На следующий день Лида вежливо скреблась в дверь кафедры, к которой была приписана девица, покусившаяся на их с Маргаритой мальчика. Она планировала выяснить у преподавателей всю подноготную неизвестной и потом уже действовать, исходя из полученных данных. Сжав в руке пакет с конфетами и банкой кофе, она вошла в пыльное помещение, встретившее ее пустотой и тихим шуршанием, доносившимся откуда-то из-за шкафов.
– Есть кто-нибудь? – хорошо поставленным солидным голосом поинтересовалась Лида, подразумевая, что если шуршит не мышь, то ей ответят.
Но реакции не последовало. Мышей Лидуся не боялась и смело двинулась на звуки шелеста и поскрипывания.
В проеме между возносящихся к потолку стеллажей, спиной к ней, в покосившемся зеленом кресле, неуверенно стоявшем на тонкой ножке, упиравшейся в драный линолеум круглой подставкой, восседал лысоватый мужчина. Он махал длинными тонкими руками, трогательно высовывающимися из широких рукавов пиджака, и притоптывал тонкой ногой. Вторая нога плясала где-то под столом. Над его головой наподобие нимба возвышалась дуга наушников, заканчивавшаяся с обеих сторон огромными круглыми подушками, закрывавшими уши меломана.
