Примирение прошло на редкость банально, безо всякой романтики и киношной наигранности. Видимо, обе стороны уже настолько дозрели, что исполнение положенных по закону жанра прелюдий и объяснение показалось молодым людям утомительным излишеством. Волнение, конечно, присутствовало, причем – сначала у Алины, которая довольно долго не могла нажать на звонок, так как палец податливо сгибался и трясся, описывая всевозможные дуги и окружности, а потом и у Филиппа, узревшего на пороге квартиры бывшую жену. Алина боялась, что он может сейчас посмеяться над ней, унизить, разрушить последнюю надежду на примирение, а Филипп подсознательно ожидал какой-нибудь гадости, колкости или любого неожиданного, но непременно негативного поворота событий.
Поэтому, когда Алина почти шепотом выдохнула: «Ну, что?», оба были несказанно счастливы. Она, что все-таки решилась произнести заветные слова, а он, что его позвали. Никак иначе расценивать этот риторический вопрос в сочетании с алевшей, как бутон розы, Алиной было невозможно. Оказывается, с удивлением констатировал Филипп, он ждал именно того, чтобы его позвали обратно. Мириться было приятнее, чем пребывать в гордом одиночестве и материальной независимости. Конечно, нельзя было сказать, что его позвали прямым текстом, но зато был шанс так же шепотом сказать: «Без тебя – плохо». После чего он быстро оделся, захлопнул двери квартиры, куда Алина так и не решилась войти, и, болтая о каких-то незначительных пустяках, они спустились во двор. Так начался второй медовый месяц, примирявший Филиппа со всеми неурядицами на работе, в том числе и с наличием там Верочки. Он вообще на почве восстановленного семейного счастья лучился благодушием и терпимостью к коллегам и начальству.
Если бы Верочка знала, что ее относят к неурядицам, которые можно терпеть, то ее самооценка могла бы в одночасье рухнуть, но все шло замечательно. Оба пребывали в неведении относительно мыслей друг друга, и ничто не омрачало жизнь бывших любовников.
Филипп даже сел к Верочке на стол, чтобы рассказать ей, а заодно и остальному менеджменту, тоскливо загоравшему перед мониторами, пару свежих анекдотов.
Забежавшая по своим делам Яна радостно сообщила:
– Да уж, мать, сразу видно – не на курорте была. Щечки зеленые, волосы паклей. Вот так и должен выглядеть хороший работник после болезни, а то прут в бухгалтерию с больничными, а у самих морда – кровь с молоком.
На стадии становления ее отношений с Филиппом Верочку, вероятно, такой сомнительный комплимент поверг бы в ужас, но сейчас ей было все равно, хотя она и красилась не в последнюю очередь для того, чтобы бывший любовник видел, что потерял. То есть неприятно было, но не так, как могло бы быть. Янина бесцеремонность даже слегка взбодрила Верочку.
– Да уж, я точно не на курорте была. Загибалась в тоске и одиночестве от нашествия злобных микробов.
Фраза призвана была кольнуть Филиппа, ни разу не поинтересовавшегося самочувствием подруги, но не кольнула. Это было понятно по его довольному лицу. Создавалось ощущение, что он вообще не вникает в тему беседы и витает где-то на другом, параллельном, уровне.
– Теперь тебе надо усиленно питаться. Филя, корми девушку витаминами.
– Само собой. – Он расцвел, явно даже не попытавшись переварить сказанное. Или и в самом деле собирался вновь взять над Верочкой шефство.
Ближе к обеду позвонил Сергей. Вера старалась говорить с ним проникновенно и громко, чтобы поволновать Филиппа, но никакой реакции из-за перегородки не последовало, отчего она даже слегка расстроилась. Ничего из ряда вон выходящего Сергей не предложил: ни руки, ни сердца, ни кольца с бриллиантом. Он просто пригласил Верочку в гости. Чем должны были закончиться такие «гости», Вера предполагала и абсолютно не возражала. Собственно, давно уже было пора. Благочинное продавливание кресел в кинотеатрах и степенные прогулки по льдистым тротуарам родного города успели поднадоесть, хотя общались молодые люди чуть больше недели. От такого видного кавалера Вера, пугаясь собственной распущенности, ждала более решительных действий.
А в обед случилось нечто страшное. Это было похоже на кошмарный сон, преследующий свою жертву с параноидальной настойчивостью. Когда Вера вернулась с перерыва, коллеги снова стояли на ушах, но на сей раз никто не хлопал крыльями и не сотрясал воздух риторическими вопросами. Все молча уставились на нее, рыжий Алексей даже покраснел до состояния переваренной свеклы, видимо, ему было стыдно, но дела это не меняло.
– У меня пропали деньги. – Дарья сверлила Веру зелеными глазами.
«Наверное, линзы», – очумело подумала Верочка. Больше она ничего подумать не могла, поскольку мысли, словно вспугнутая стайка рыбешек, брызнули прочь, оставив лишь гладкую поверхность тихо волновавшегося сознания. Не было даже сил оправдываться, хотя Вера все тут же поняла.
– Молчишь? – наседала Дарья.
– Даш, погоди, надо сначала разобраться, – миролюбиво встрял Филипп.
– Сейчас и разберемся. – Даша схватила Верину сумку, по причине отсутствия в ней материальных ценностей просто брошенную на стул, и предъявила собравшимся. Судя по уверенности, с которой действовала начальница, о содержимом она уже знала, и никаких сомнений в персоне виновного у нее не было.
Заступник из Филиппа, как и следовало ожидать, получился никудышным. Он скосил глаза в сумочку и принял отстраненно-независимый вид.
Поверх косметички торчала толстенькая пачка денег. Почему-то именно пачка, упруго топорщившаяся боками и перехваченная резинкой.
– Да уж, круто живут простые российские начальники, – с тихой завистью и неодобрением присвистнул Рома.
– Я эти деньги заработала, – прошипела Даша, почему-то покраснев.
– Так зарплаты еще не было. А, ясно, откаты от клиентов. – Рома не преминул сказать начальнице гадость. То, о чем все молчали, но в чем друг друга подозревали, сейчас выпятилось, словно надувшийся пузырь и грозило лопнуть, забрызгав всех присутствующих.
– Да, зато когда зарплата была в прошлый раз, сперли ее у всех, не только у руководящего состава, – бодро перевела разговор в нужное русло Дарья, не желавшая углубляться в подробности собственных методов заработка. – Пока девушки не было, денежки не пропадали.
Она многозначительно обвела взглядом притихший коллектив. Возразить было нечего и некому. Все осуждающе прожигали глазами ошарашенную всем этим фарсом Верочку.
«Все ясно, – подумала она. – Даша – подруга Лариски, эта мегера меня сразу невзлюбила, а Даша все подстроила…»
Но у Веры хватило ума не озвучивать свои мысли при всех. Она молча швырнула Дарье пачку, схватила сумку и выскочила из кабинета. Никто не улюлюкал, не орал, не гнался следом. В висках колотился пульс, в груди набухала истерика, ноги тряслись, а живот предательски ныл и урчал.
Она, почти ничего не соображая, влетела в приемную и молча выхватила лист бумаги из принтера. Ошпарив секретаршу взглядом, полным ненависти, Верочка громогласно оповестила презрительно вздернувшую подбородок Ларису:
