– Почему? Нормально. Просто как-то ровно все, скучно, размеренно. Как будто я старая бабка, которая пьет лекарство по часам. Все известно наперед: когда в театр, когда в ресторан, к кому в гости. Он даже подарок не может подарить так, чтобы получился сюрприз. Нет, надо потащить меня в магазин и потребовать, чтобы я выбрала сама. А то вдруг не подойдет по размеру, по фасону или вообще – он радикально ошибется и купит совсем не то, о чем я мечтала. Искры нет, огня. А без огня жизнь тухнет, одни головешки. Мне бы хоть раз, чтобы полыхнуло.
– Да, как у меня. Жила себе спокойно, зажигала в других местах, а потом у нас с Андрюхой как полыхнуло – мама, не горюй. До сих пор еще имущество не разделили. Упирается, из принципа. Не ожидал, что меня так быстро подберут. Хотя у нас ничего такого и не было никогда. Замуж я за него вышла, потому что надо было куда-то с ребенком пристраиваться, а с Красовским надежно было. Знаешь, Надька, самое главное в мужике – стабильность. Сюрпризы, они разные бывают. Ты бы не горячилась. Любовь нужно ждать, подготовив надежный тыл. Потому что она может прийти, как ко мне, – сильно поздно.
– Расчетливая ты, Вика, а я так не могу, – вздохнула Надя. – Может быть, моя половинка где-то рядом, а я еще искать не начала. Вот так и провороню свое счастье.
– Может быть, а может и не быть, – философски подытожила Красовская. – Ты оливки будешь или мне отдашь?
– Да бери, – махнула рукой Надежда и вздохнула. Дилемма, не дававшая ей спать, жить и дышать свободно, никак не решалась.
Время сушит листья, безжалостно срывая их с деревьев, укутывает голые сучья снегами и вновь возрождает изумрудные побеги на, казалось бы, мертвых ветвях. Все проходит, все меняется, нет ничего постоянного в этом мире…
– Надя, у меня случилось такое! – Голос Фингаловой был странным. Анька то ли плакала, то ли, наоборот, только что отсмеялась.
– Какое? – Надя пыталась найти ошибку в отчете, поэтому звонок был абсолютно некстати. Удивительно, но или Анька всегда звонила некстати, или проблемы у нее были такими, что тратить на них время при любом раскладе было жаль, но еще ни одна фингаловская новость Надежду особо не впечатлила.
– Марио хочет жениться!
Совершенно непонятно, хорошо это или плохо. Не спрашивать же «на ком?»! По тону Аньки никак не догадаться, как реагировать. Если он собрался жениться на Фингаловой, то, конечно, это повод для радости. У замужней поэтессы появятся новые заботы, и она наконец-то отстанет от Нади, перевалив свой неиссякаемый энтузиазм и болтливость на супруга. Если же на ком-нибудь другом, то подружка снова будет портить ей жизнь и злить Ивальда. Рельке терпеть не мог Аньку, считая, что она невыносима и невменяема. Слыша в трубке фингаловский голос, Ивальд начинал ворчать, что настоящие друзья и вообще порядочные люди не должны посвящать окружающих во все подробности своей жизни. Особенно когда эти окружающие едят, отдыхают или пытаются как-то прожить без постоянных телефонных переговоров. Несколько раз Надежда в грубой форме пыталась отшить подругу, поминутно делившуюся своим счастьем и озвучивавшую подробнейшую хронологию развития отношений с Марио, но Фингалова была человеком необидчивым и незлопамятным. Грубость отскакивала от нее, как качественный мячик от дорогой теннисной ракетки.
– Да ты что, – неопределенно отреагировала Надя.
– Да!
– Ну и?
– Обалдеть! – выдохнула Фингалова.
Ясность не наступила. Надежда повздыхала, выдала пару нечленораздельных междометий и замолчала. Отчет ее занимал намного больше, чем женитьба Ниоли. К слову сказать, роман итальянца с Фингаловой Надю сильно удивил. Она никак не ожидала, что Марио прибьется к Аньке насовсем, но тихо радовалась, поскольку появилась возможность перевалить ответственность за подругу на надежного мужчину. Подружка перестала появляться на горизонте лично, не забывая тем не менее терроризировать Надежду звонками.
– Надя, ты чего молчишь? – Фингалова жаждала продолжения диалога.
– А ты как к этому относишься? Все серьезно? – осторожно поинтересовалась Надя. Если задуматься, то оба варианта развития событий были вполне вероятны. Ниоли мог утомиться от Анькиной эпатажности и попытаться сбежать, а мог, наоборот, искренне планировать дальнейшее существование под декламацию виршей и прочие неординарные проявления фингаловской сущности.
– Я счастлива, – выдохнула Анька. – Я на седьмом небе! Какой мужчина! Ты не представляешь!
Благодаря подружкиному красноречию и ежедневным вестям с любовного фронта, Надя очень даже представляла. Если бы Марио знал, в каких подробностях Надя знала о его подвигах, то краснел бы при встрече и избегал общения.
– Поздравляю, – воодушевленно выкрикнула Надюша. Ей очень хотелось закончить разговор поскорее. За Фингалову она была страшно рада, но отчет ждать никак не мог. – Когда свадьба? Слушай, давай ты мне вечерком позвонишь и все расскажешь.
Трубку можно было отключить, а к домашнему телефону не подходить. Зато завтра, когда отчет будет сдан, вполне можно продолжить радоваться вместе с подругой.
– Ты будешь свидетельницей, – торжественно сообщила Анна. – И еще я тебе поэму предсвадебную прочитаю. Я ее в загсе первый раз публично расскажу. Сюрприз для Марио. Ты первая, кто услышит. Мне же нужна рецензия, вдруг что подправить надо. Будешь слушать?
– Буду. Только вечером, – окончательно убедившись, что все хорошо, отчеканила Надя. – Это так классно! В смысле – спасибо за доверие. Целую, Аньк.
Жизнь – она полосатая, как зебра. И никогда не знаешь, в какую сторону идешь – к хвосту или голове, – пока не окажешься в конце пути.
Вечер, обещавший быть уютным и тихим, обещаний не оправдал. Весна, нехотя и медленно вползавшая в город потоками грязных луж и кошачьими воплями по ночам, разливалась в крови ожиданием чуда.
Ивальд вылез из машины, угодив ногой в рыхлые останки сугроба, и чертыхнулся.
– Мы платим государству налоги, мы финансируем уборку придомовой территории, почему тогда здесь повсюду вода и экскременты? Это неправильно и…
Договорить свою мудрую мысль он не успел. Черная тень налетела на Надю, шепеляво проорав:
– Деньги, цацки, быстро! А то бабу прирежу!
Рядом с Ивальдом материализовалась вторая тень, легким ударом по ребрам обмершего австрийца подтвердив, что никто не шутит. Ощутив на шее холод металла, Надя оцепенела от ужаса. Перевести требование на немецкий она была не в состоянии. Язык не слушался, а голос пропал. В одно мгновение она утратила возможность не только соображать, но и вообще произносить даже нечленораздельные звуки. Рельке сориентировался на удивление быстро. Выбрав место почище, он моментально выложил бумажник, телефон и ключи от машины. После чего поднял руки, как пленный фриц из героических старых фильмов, и отошел в сторону. Даже шапка и пальто напоминали немецкую форму, придавая Рельке еще большее сходство с представителем побежденной стороны.
