Плюс ко всему бессонная ночь прошлась по настроению и лицу, как трактор по полю, оставив следы помятости и душевного неблагополучия. Маша поминутно проверяла телефоны в ожидании звонка от мужа. Лучше бы уж он все сказал, пусть грубо, обидно, но сказал, а не исчез вот так, молча. Неопределенность душила, подминала, словно медведь-шатун, заставляя думать, что жизнь кончена. Что никогда уже ничего не будет. Потому что начать жить заново невозможно. Тогда уж и родиться надо заново, что в принципе нереально.
Его молчание оставляло крохотную надежду, что все не так, что она чего-то не поняла, недопоняла, что это недоразумение, которое еще может разрешиться. Эти глупые сомнения тлели в сознании микроскопическими искрами, мешая кромешной мгле затопить Машу целиком. Что лучше: ждать и надеяться, почти не имея шансов на успех, или знать наверняка, что все кончено?
Ждать Маша устала так, что склонялась к последнему. Но недосказанность мешала, бесила, угнетала. Эта недосказанность, словно капля дрожжей, меняла все, она разрасталась, пульсировала и муторно бродила по организму.
Работы никакой с утра не было, поэтому Маша попыталась свести дебет с кредитом. Надо было принять за аксиому, что ни мужа, ни его, пусть маленькой, но зарплаты, больше нет. Она старалась думать о произошедшем именно в таком русле, чтобы не зареветь и не сойти с ума. Забыть о том, что рядом нет больше человека, которого любила, которому верила, без которого не мыслила ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Нет, перевести все в другую плоскость – материальную. Пропала статья дохода, появилась брешь в бюджете, которую надо залатать. Чем больше Маша об этом думала, тем страшнее ей становилось. Своими силами она справиться не сможет ни при каком раскладе. Выписанные в столбик суммы необходимых расходов бесстрастно подтверждали: нужна помощь со стороны. Но с чьей?
Алина еще раз душераздирающе всхлипнула и поерзала на стуле.
– Маша, почему ты меня ни о чем не спрашиваешь?
– Как здоровье? – послушно спросила Маша.
– При чем тут здоровье?
– Не знаю. У тебя, похоже, сопли.
– У меня, Князева, не сопли. У меня горе!
– Соболезную.
– Ты стала черствой. Когда у человека горе, надо спросить «какое?»! – Алина надулась и обиженно захлопала глазами.
– Когда у человека горе, тактичнее подождать, пока он сам захочет поделиться, а не лезть с расспросами.
– Я учту, – кивнула Шульгина. – Но сейчас я хочу поделиться. Может быть, если я тебе все расскажу, мне станет легче. Или ты что-нибудь дельное посоветуешь.
– Давай, – Маша покладисто отодвинула листочек с расчетами.
– Я вчера познакомилась с мамой Толика. Это чудовище зовут Нелли Борисовна.
– Значит, все же чудовище? – вздохнула Маша.
– Ужас, летящий на крыльях ночи! – простонала Алина.
Ничего оригинального, выбивающегося за рамки отношений возможной свекрови с возможной невесткой, не произошло. Нелли Борисовна оказалась румяной моложавой дамочкой с деревенской химией «под барашка» и маленькими зоркими глазками. Она тут же углядела бережно замазанный Алиной прыщ на подбородке, мятый рукав блузки и художественно расписанные ногти.
– Какая вы милая, – чирикнула Нелли Борисовна. – Именно такой я вас себе и представляла.
Не заметив тревожного взгляда Толика, Алина размякла и тут же получила упреждающий удар.
– У меня в девичестве тоже была такая же нежная светлая кожа, – доверительным шепотом, гулким эхом прокатившимся по коридору, сообщила мама. – А прыщи – это наша общая беда. Выбросьте свой тональный крем, он только портит и делает дефекты заметнее. Умывайтесь мочой и все пройдет. Я – за все натуральное.
Нелли Борисовна обворожительно улыбнулась.
Алина едва не сгорела со стыда, но мужественно ответила на улыбку гиены покорностью и смирением.
– Ой, у вас рукав мятый, – не унималась тетка.
– Под курткой замялся, – испугалась Аля.
– Какая прелесть! Мы с вами так похожи, – замахала лапками Нелли Борисовна. – Я тоже в юности абсолютно не умела гладить и всем рассказывала, что вещь замялась сама. Так всегда и делайте.
Тихая неприязнь к вероятной свекрови уверенно заполняла Алино сердце.
– Но учтите, милая, Толик любит глаженые рубашки. Его не проведешь! – Мама дружески подмигнула гостье и увлекла ее за собой. – А это наша гостиная. Мы с Толиком недавно сделали ремонт, специально в расчете на то, что у мальчика появится семья.
– У какого мальчика? – испуганно спросила Аля.
– У моего! – гордо квакнула Нелли Борисовна. – Мы всегда и все делаем вместе. И жить будем вместе всегда.
Она испытующе глянула на притихшую невесту, чуть не завершившую ее выступление сакраментальным «и умрем в один день».
Выступление мамы звучало как приговор. Заодно выяснилось, что квартира, в которой они встречались с любимым, – съемная.
Но Шульгина все еще на что-то надеялась. Мало ли, вдруг Толик все же решится отселить родительницу. Или Нелли Борисовна окажется не такой уж невыносимой…
– Какие у вас ноготочки, – маменька переключилась с темы совместного проживания на менее скользкие вещи. Но, как оказалось, милейшая мамуля филигранно умела превращать любую, самую безобидную тему в прелюдию к скандалу. Только человек зависимый, безгранично заинтересованный в продолжении общения с ней, мог выдержать эти уколы.
Не успела Алина порадоваться приятному повороту беседы, как Нелли Борисовна добавила:
– Наверное, у вас много свободного времени? Это замечательно, когда девушке есть, чем заняться. Кто-то ходит на выставки, в театры, кто-то получает второе образование, кто-то рисует вот такие дивные картинки на ногтях. Просто чудо, что вы нашли занятие по себе!
Зато теперь было ясно, почему столь завидный жених все еще холост. Можно даже сказать – безнадежно холост.
– Вот так, – скорбно подытожила Шульгина. – Он отвез меня домой, а сегодня сказал, что вечером у него важная встреча с клиентом.
– Ну, может, действительно встреча, – утешила ее Маша.
– Ты смеешься? Я его секретарь! Какая встреча пройдет мимо меня? Хотя чего только не бывает. Даже то, чего не может быть никогда. В общем, горе у меня, – тут Шульгина пустила слезу.
– У меня тоже. Аля, от меня муж ушел.
– Ты еще вчера рассказывала про это. – Алина все еще барахталась в своей печали и не желала делить лавры страдалицы.
– Нет. Он вчера совсем ушел. Вообще. С вещами.
– Да ты что?! – Шульгина наконец-то забыла про свои печали и скорбно уставилась на подругу. – А какие вещи забрал? Мебель, технику взял?
– Мебель? – пожала плечами Маша. – При чем тут мебель? Он одежду забрал и ерунду всякую свою.
