Михаил Яковлевич, мимоходом подмигнув расстроенной Надежде, ушел к себе и набрал мобильный Алексея:
– Здоровеньки булы!
– О, рад слышать, – радушно отозвался Князев, правда, с некоторым удивлением. Михаил Яковлевич до сих пор только однажды звонил ему на трубку, и то сильно напившись по случаю рождения правнука.
– Ты вот что, – кхекнул дед, – мне бы с тобой поговорить. Нет у тебя на вечер никаких планов?
– Да нет вроде. Поработать хотел.
– А чего так? Молодой, здоровый, а все в конторе киснешь? – простодушно удивился Михаил Яковлевич.
– Да дел много. Пока мои на даче, дома скучно – чего бы и не повкалывать.
– Ну-ну, правильно. Я ж не осуждаю. Спросил просто, – обстоятельно пояснил дед и замолчал. Он любил вот так, неожиданно, прерывать диалог неловкой паузой, вынуждая собеседника нервничать и говорить ненужное, лишнее, лишь бы не молчать. Иногда из суетливой словесной мишуры удавалось выловить что-то полезное.
– А что ж меня осуждать, – хохотнул Алексей. – На вас работаю. Ну, и на себя тоже.
Надежд Михаила Яковлевича он не оправдал, чему дед даже некоторым образом порадовался. Помолчать не удалось – собеседник довольно конструктивно закруглил беседу:
– Я часов до одиннадцати в офисе буду. Если удобно – подъезжайте. Или могу сам подъехать, куда скажете.
– Да в том-то и дело, что не уверен я, что смогу сегодня, – с облегчением вздохнул несостоявшийся психоаналитик. – Это хорошо, что ты на месте будешь. Смогу – подойду, нет – езжай домой. Не к спеху мне. Планы-то я твои не нарушу?
– Да какие у меня планы?! Я же говорю – мои на даче, да и дел невпроворот.
– Так дело молодое, мало ли: в баньку с друзьями или на рыбалочку, – намекнул дед.
– Михаил Яковлевич, вы чего-то темните, – хмыкнул Алексей.
– Да нет, это у меня тут свои дела, – голосом уставшего от подпольной борьбы Штирлица отмахнулся дед. – Не обращай внимания. Просто планы твои нарушать не хотел.
Распрощавшись с Князевым, Михаил Яковлевич аж плюнул от досады:
– Совсем нюх теряю! Но парень молодец. Не зря его Маняшка выбрала. Эх, хорошая семья, ежели б не эта швабра пустолобая.
Он выглянул в окно и, приметив в гамаке томящуюся от безделья невестку, запустил в нее вишневой косточкой. Косточка не долетела, слегка подпортив настроение. Задумчиво вздохнув, дед посмотрел на пылившийся в углу спиннинг. Представив, как стягивает Диану Аркадьевну за трусы с насиженного места, он приободрился и залихватски кхекнул.
– Дед, мы готовы, – прокричала где-то внизу Маша.
– И неймется им, не сидится, – проворчала совсем рядом Надя. – Тут и воздух, и витамины для ребенка, а их понесло в пылищу, выхлопами всякими дышать. Неужели уедете?
Последний вопрос относился уже к Михаилу Яковлевичу и задан был абсолютно иным тоном.
– Да я-то, может, еще и вернусь, – обнадежил ее дед, многообещающе пошевелив бровями.
Возвращаться он, разумеется, не планировал, но почему бы не порадовать хорошую женщину.
Ехал дед, как юный лихач, только что получивший права и непременно желавший произвести впечатление на спутниц. Причиной его позерства была Диана Аркадьевна, усаженная на переднее место.
Джип был под стать хозяину: с убойным тюнингом в виде развратных русалок по бортам авто, кенгурятником и фарами на крыше. На таком кроме как в крайнем левом ряду и ездить-то было неловко.
Маша с Никитой дремали сзади, а сизая от ужаса невестка намертво прикипела кровавым маникюром к обивке сиденья.
– Говорят, с возрастом появляется страх скорости, – замогильным голосом вещал дед, плавно вдавливая в пол педаль газа и на ходу придумывая небылицы. – Психологи считают, что это первый признак старения.
Диана Аркадьевна с ненавистью зажмурилась и старалась дышать размеренно, не поддаваясь панике.
– Ты гляди, молодуха, чехлы мне не обмочи, – как ребенок радовался Михаил Яковлевич, косясь на пассажирку. – Эх, хорошо летим!
«Молодуха» утешала себя картинами дедовых похорон. Она представляла, как в сильно приталенном черном платье и шляпке с черной атласной лентой будет стоять у гроба, принимая соболезнования.
«Шляпку надо будет заказать непременно из Англии, чтобы с пышным цветком и жесткой вуалью в крупную сеточку, – размышляла Диана Аркадьевна, стараясь не смотреть на дорогу. – Интересно, а по этикету сумочку можно с собой брать? Или на похоронах не положено? Одно дело – гости, им проще. А скорбящая родственница имеет право на пригоршню косметики в черном атласном ридикюльчике? Причем обязательно в тон шляпки: тот же материал и такой же цветок. Или цветок не нужен? А этот Вий будет лежать хоть раз в жизни молча, не позоря семью. Тихий, кроткий, безобидный. Он уйдет навсегда, и уже никогда не попросит у меня прощения, не раскается и не узнает, как заботливо я выбирала лилии для украшения гроба. Лилии он терпеть не мог, но, во-первых, они смотрятся очень аристократично, а, во-вторых, какая ему разница на том-то свете. А я все ему прощу. И отпущу с миром…»
Диана Аркадьевна почувствовала, как к глазам подступают слезы. Она с состраданием взглянула на уже почти похороненного старика.
– Чего шмыгаешь-то? Страшно? – радостно гаркнул дед. – Может, выйти хочешь? Так это мы мигом. Только скажи – враз высажу. Но, уж не обессудь, ждать не буду. Если по нужде, то вон в окно вывешивай свое добро.
И он снова удовлетворенно заржал, видимо, представив невестку с «добром в окне».
«Костюм дешевый и никакого памятника», – злобно подвела итог кладбищенским фантазиям Диана Аркадьевна. Теперь ей стало ясно, зачем свекор поил ее перед дорогой чаем.
Высадив невестку у подъезда и вручив ей сумку, Михаил Яковлевич сурово отрезал:
– Сама донесешь, не рассыплешься. А Максу я скажу, что ты приехала. Так что – не балуй. Хотя лучше уж пусть он тебя разок застукает. Вот тогда я за милую душу помогу барахло твое по лестнице таскать.
Плюнув вслед удалявшемуся внедорожнику, Диана Аркадьевна побрела домой. Все чемоданы с вещами пришлось оставить в Хохотухине, так как свекор с видимым удовлетворением констатировал, что места в машине ровно на Машины баулы.
– А шмотки свои тут брось, – ласково предложил он невестке прямо перед отъездом. – Тебя все равно уже ничем не задрапируешь.
На этой жизнерадостной ноте они и покинули дачу. Диана Аркадьевна едва успела прокричать Наде, чтобы та позаботилась о чемоданах и следила за садом.
– Дед, а почему ты маму все время дразнишь? – спросила Маша, когда Никита уже был уложен в родную кроватку, а многочисленные затащенные Михаилом Яковлевичем в квартиру сумки возвышались в коридоре неопрятной горой.
Они без сил сидели в кухне, ожидая, пока вскипит чайник.
