Роме хотелось рычать от бессилия: она ни на мгновение не воспринимала его всерьез.
– Ну что вы там, заснули? – поскреблась изнывающая от любопытства Вика.
– Да, Викуля, – моментально среагировала Екатерина Андреевна, – заходи, конечно.
Судьбоносный разговор закончился ничем, и остаток вечера Рома вынужден был поддерживать ничего не значащую болтовню, до смерти надоев Вике. Он отчаянно надеялся, что Екатерина Андреевна выйдет и даст ему шанс объясниться, но мама уединилась в гостиной и не мешала им «ворковать».
Так и не дождавшись появления Екатерины Андреевны, он ушел в абсолютной растерянности.
Золотом первой опавшей листвы по городу шуршал сентябрь. Погода еще не успела испортиться, а настроение уже плавно скользило вниз, к холодному зимнему негативу. И если для большинства людей и осень, и зима ничем не отличались от любого другого времени года, то для Вики это был период горького созерцания чужих радостей. Теплое лето, позволяя продемонстрировать малочисленные внешние достоинства, еще хоть как-то давало надежду на обустройство личной жизни, а сезонное укутывание организма в пухло-синтепоновый камуфляж отбирало последние шансы. Рома опять пропал. Ее удручало не то, что с горизонта смыло именно его, а сам факт, что единственный кавалер, с которым можно было что-то планировать и наличие которого позволяло помечтать, белым парусником уплыл по синему морю в чужую гавань. Мама раздражала нежеланием обсуждать бегство Романа и сумрачные перспективы загубленной дочкиной молодости, отделываясь общими фразами, что у Вики все еще впереди.
– Учитывая все, что уже было, мне даже страшно подумать, что у меня впереди, – уныло бубнила Вика, скрючившись рядом с цветущей, как всегда, Бульбенко.
– Если жить с таким настроем и ждать от судьбы только пакостей, то обязательно будешь получать именно то, что ждешь, и даже хуже. Не сомневайся. Живи, как я, в ожидании праздника, и тогда он наступит. – Бульбенко состроила глазки симпатичному очкарику, который медленно брел по коридору, сличая номера аудиторий с жеваной бумажкой, зажатой в его костлявой руке. Очкарик испуганно заморгал и ускорил шаг.
– Ага. Если и наступит, то именно на меня. И место трагедии будет украшено праздничными цветами и венками… – Вике было тягостно и тошно.
Маринку тоже тянуло поумничать, почему-то у каждого, кто оказывался рядом, немедленно возникало желание начать поучать несчастную Вику, которая и так все прекрасно понимала, но перебороть неуступчивую фортуну не могла. Возможно, она просто сбилась с общего ритма жизни и именно поэтому плелась где-то в хвосте, в то время как все остальные сидели верхом на непокорной птице счастья.
– Птицу счастья надо держать за хвост, – подтвердила ее невеселые размышления Маринка. – Крепко и уверенно.
– И тогда она обязательно нагадит мне на руки, – вздохнула Вика.
– А ты не жди такой развязки, бестолочь! – Маринка шлепнула ладошкой по подоконнику. – Тебе не приходит в голову, что у нее оттуда может вывалиться не только то, о чем ты подумала, но и золотое яйцо?
Процесс нотаций был внезапно прерван появлением в коридоре импозантного мужчины лет пятидесяти с седой кучерявой гривой. Маринка немедленно скрестила ножки, вызывающе выставив колени, и гаркнула Вике прямо в ухо:
– Слушай, может, нам сегодня в консерваторию сходить?
– Куда? – Вика не успела перестроиться и вздрогнула от неожиданности. – А что нам там делать?
– Музыку слушать! – искренне возмутилась Маринка.
– Зачем? Что мне это даст?
– Обогатишься духовно, – непривычным, абсолютно серьезным тоном сказала Бульбенко.
Вика замерла, не желая показаться дурой и старательно связывая все части беседы воедино, чтобы уловить смысл. Гривастый мужик тем временем прошел мимо, даже не посмотрев в их сторону. Маринка с сожалением проводила его взглядом и выдохнула:
– Интересный экземпляр. Интересно, на что он клюет?
Головоломка сложилась. Вике захотелось треснуть Бульбенко, так не вовремя отвлекшуюся от обсуждения ее проблем:
– Ты же с Димой встречаешься! Зачем тебе такие престарелые кадры? Или это уже на уровне рефлексов?
– Не хами, с рефлексами у меня порядок, как у юной институтки.
– Ты уверена, что как у институтки? Слова не путаешь? – хихикнула Вика.
– Сейчас обижусь, и ты пойдешь плакаться к Кирзаковой, – пригрозила Маринка.
Олечка Кирзакова, миниатюрная шатенка с приятным лицом и сухой фигуркой, по плотности яда на каждый кубический сантиметр своего тела могла бы поспорить с гремучей змеей. Она с первого курса категорически невзлюбила Вику, в принципе не сделавшую ей ничего плохого. К остальным студентам группы Олечка тоже не питала особого дружеского расположения, как, впрочем, и они к ней, поскольку Кирзакова безошибочно умела определить у каждого слабое место и с наслаждением начинала пинать жертву, метя в самую болевую точку. При этом действовала она, казалось бы, из самых добрых побуждений, желая только помочь. Бульбенко ненавидела Олечку до зубовного скрежета, но, как и все остальные, боялась ее жала, поскольку даже в случае скандала наивно хлопающая глазами и робко улыбающаяся Кирзакова выглядела потерпевшей стороной. С Маринкой они схлестнулись на почве бульбенковского интереса к противоположному полу. Дело было в прошлом году, но Вика до сих пор помнила, как трясло Маринку и какими смачными эпитетами награждала подруга за глаза сердобольную Олечку.
Началось все весьма безобидно. Во время одного из перерывов между парами Кирзакова подсела к ним и внимательно посмотрела на Маринкины руки. Бульбенко как раз рассказывала Вике про очередного кавалера, но при ненавистной Кирзаковой продолжать свое пылкое повествование не захотела.
– Марина, а у тебя всегда такие руки были? – с ходу поинтересовалась девушка, с трагическим выражением лица разглядывая Маринкин маникюр.
– Да, – тут же самодовольно купилась на приятную тему Бульбенко и растопырила холеные пальцы. – Всегда!
– А-а, – грустно протянула Оля и понимающе покачала головой.
– Ну хочешь, дам тебе телефон моей маникюрши, – великодушно предложила Маринка.
– Нет-нет, не в этом дело, – туманно ушла от ответа Оля и тяжело вздохнула: – Я имела в виду кожу.
– Кожу? – всполошилась доверчивая Бульбенко и тоже начала пристально разглядывать свои руки. – А что не так с моей кожей?
– Ничего, ты только не переживай…
– Вот как раз после такого и начинаешь переживать, – Маринка вцепилась в Олечку и потребовала объяснений.
Оказалось, что у Кирзаковой была близкая подруга, но совсем не такая, как Марина. Ее подруга была девушкой чрезвычайно легкого поведения и невероятно неразборчивой в мужчинах.
– Но ты ведь не такая, так что тебе-то уж опасаться нечего. Она была совершенно другой! – Олечка успокаивающе погладила Бульбенко по плечу и опять намылилась уходить.
