«А он ничего, получше некоторых», – размышляла она, борясь с легким шумом в ушах и возмутительной легкостью в голове. Черный джип уже давно нес хозяина обратно к вздорной второй половине, а Маринка все никак не могла добраться до квартиры, медленно цокая каблуками по лестнице и улыбаясь своим мыслям.
– Э, девушка, закурить не найдется? – на подоконнике сидел какой-то невразумительный силуэт, оживший при ее приближении.
– Капля никотина убивает лошадь, – напряглась Маринка, прикидывая, чем его можно ударить в случае нападения. Сумочка, больше похожая на спичечный коробок, для отражения атаки не годилась.
– Я не лошадь, я конь. Так что, закурить есть? – угрозы в голосе не было, но определенный интерес просматривался. По причине отсутствия нижнего белья Марина ощущала себя менее уверенно, чем обычно, но это не помешало ей дать развернутый ответ.
– Слушай ты, конь, закурить у меня нет, я не курю, берегу здоровье и окружающую среду. Кроме того, если ты не в курсе, коням положено отираться на конюшне, а не на лестничных клетках приличных домов. Так что давай, желаю сей момент насладиться затихающим цокотом твоих копыт! Ясно?
– Почему затихающим? – примирительно поинтересовался неагрессивный «конь».
– Потому что ты порысишь вдаль, за горизонт.
– Не могу, – опечалился оппонент. – У меня тут еще дела.
– Что, сено не все доел? – Маринке ужасно не хотелось подниматься дальше, поскольку, во-первых, неизвестный мерин оставался у нее за спиной, а во-вторых, длина сарафана позволила бы ему в подробностях разглядеть некоторые детали, показывать которые она предпочитала только самым близким знакомым. Неизвестный мог неправильно понять эту демонстрацию и сделать ошибочные выводы.
– Нет, телега застряла, – абсолютно серьезно ответил парень и затих.
Маринка озадачилась, не зная, как реагировать на весь этот бред. Она даже приблизительно не могла предположить, что он называет телегой.
– Шеф у меня к девушке в гости зашел, – пояснил наконец шутник. – А я – охрана. Сейчас нагостится и поедем баиньки.
С облегчением выдохнув, Марина заулыбалась: она прекрасно знала, к кому ходили такие гости, после визита которых у Ленки из семьдесят пятой квартиры появлялись новые побрякушки, шубки, а однажды даже машина.
– Счастливо оставаться, – неконструктивно закончила она диалог и поскакала по лестнице.
Вика печально разглядывала в зеркале свое лицо. Чем дольше она смотрела, тем больше дефектов видела. Было невероятно обидно осознавать, что она никогда не станет похожей на роскошных девиц из глянцевых журналов. Мамина сентенция про то, что радоваться надо тому, что дано природой, не утешала. Природа явно была не в духе, когда Вика попала под раздачу, по крайней мере ей так казалось. Кавалеры, едва познакомившись, отваливались от нее, как сухая штукатурка, и ее готовность быть максимально раскрепощенной ничем не помогала. Все ее малочисленные знакомые мужского пола даже не доходили до той стадии, когда можно было раскрепоститься. Некоторых она сама до этого не допускала. Теперь она уже была бы рада даже какому-нибудь усохшему отцу семейства, лишь бы почувствовать себя женщиной.
– Не продешеви, Викуля! – улыбалась мама, слушая ее вздохи и причитания. – Успеешь еще. Мы же к Марианне сходили, теперь все по-другому будет. Вернется твой рыжик.
– Он не мой, – буркнула в который раз Вика, чувствуя себя виноватой в том, что деньги на Марианну были потрачены зря. То есть не зря, но она сама испортила достигнутый результат, опять вытурив Рому на ночь глядя. Хотя он же сам ушел…
Рома больше не приходил и не звонил, Вика изнывала в одиночестве. Лето заканчивалось, приближался новый учебный год вместе со слякотной осенью, когда единственное свое достоинство Вике приходилось прятать в теплую толстую одежду, делавшую ее похожей на коротконогого колобка. Вместе с летом в теплые края уползали последние шансы устроить свою личную жизнь в этом году, а это означало еще один Новый год в маминой компании.
Единственной позитивной кляксой на сером листе ее нынешней жизни был Вовчик с первого этажа. Когда-то они учились в одной школе, только он был старше на пару лет. Они никогда не пересекались, старательно избегая друг друга по дороге в школу. Вова был известным всему району хулиганом, а Вика не входила в список первых красавиц, поэтому точки соприкосновения у них отсутствовали. С недавних пор бывший хулиган начал щеголять в костюме, с солидной кожаной папкой под мышкой. Он перестал сплевывать себе под ноги и материться, войдя в образ. То ли костюм действовал на него так благотворно, то ли в его жизни и вправду произошли кардинальные изменения, но даже боевые бабульки, всегда хором выражавшие свое мнение по поводу жильцов, выдавая его за мнение общественности, начали с ним здороваться и одобрительно кивать вслед.
С недавних пор трансформировавшийся до неузнаваемости Вовчик начал оказывать Вике мелкие знаки внимания. Правда, ничего общего с ухаживанием это не имело, но тем не менее было приятно и волнительно. Пару раз он вежливо пропустил ее в подъезд, рыцарски придержав двери и даже отвесив некий маловразумительный комплимент про то, что у нее «здоровские духи, похожие на булочку с корицей». Вика потом еще долго повторяла это про себя, выискивая дополнительный смысл. А буквально на днях они столкнулись у булочной, и Вовчик, верный своим хулиганским традициям, выдрал для нее с клумбы маленький фиолетовый цветочек, вместе с длинными корнями и жирным дождевым червяком, опешившим от подобной наглости и намертво уцепившимся за растение.
– О, а вот и мясо, – радостно пошутил Вовчик, подмигнув засмущавшейся Вике и отбыв в неизвестном направлении вместе со своей папкой.
Других попыток к сближению он не делал, но создавал некую искру, позволявшую Вике не зачахнуть совсем в самобичевании и обдумывании собственной бесперспективности.
Дима с Романом сидели в баре, дополняя друг друга кислым видом и мутностью взглядов.
– Эх, – Дима брезгливо отпихнул рюмку. – Как-то не катит. Период пошел… сплошные обломы…
– Да, – тоскливо согласился Роман. – Обломы…
Оба затихли, думая каждый о своем. Мощная барменша с радостным предвкушением поглядывала в их сторону. Клиенты дошли до той кондиции, когда их можно было потрясти, как старый дуб, собрав обильный урожай желудей.
Роман поморщился: голова была тяжелой, а в горле першило от неумеренного количества выкуренных сигарет. Дима переживал разрыв с Мариной, и советник из него был никудышный. Возможно, это было к лучшему: Рома не готов был вынести на публичное обсуждение свои сомнения, а между тем тягостные мысли совершенно извели его, оттянув сероватые мешки под глазами и окончательно убрав контрастность с его рыжей россыпи, сделав ее неприлично бурой, словно это были не веснушки, а брызги из грязной лужи.
Его тянуло в Викину квартиру, но не к Вике. К девушке он не испытывал абсолютно никаких чувств и никак не мог объяснить себе, к кому его тянет. Ну не к ржавому же крану и не к потолку, требовавшему ремонта. Проанализировав ситуацию еще раз, Рома окончательно пал духом. По неизвестной причине, воспоминание о починке крана будило в нем какие-то светлые чувства. Он даже потребовал у своей секретарши, обалдело выкатившей глаза, но тут же послушно справившейся с изумлением, распечатать из Интернета статью о фетишизме, перепугавшись, что в организме начались возрастные изменения. Но статья его успокоила: ничего похожего на его состояние там не описывалось. Покопавшись в своих ощущениях, он дорылся до сути: светлые чувства были связаны вовсе не с водопроводом, а с заслуженной им похвалой. Это было еще хуже. Суть оказалась страшнее домыслов про маразм и склонность к извращениям: тянуло его к теще, вернее – к Екатерине Андреевне, нацелившейся сбыть с рук дозревшую дочь и стать его родственницей.
