Она покрутила головой, задохнувшись от возмущения и пытаясь подобрать более утонченную концовку для своего выступления. Вариант «с голой задницей», по логике, подходивший больше всего, к сожалению, не годился ввиду отсутствия романтического подтекста. В таком виде могла пребывать торговка с рынка, пришедшая в баню на ежедневную помывку, а очаровательная юная девушка могла быть обнаженной, неодетой, но эти характеристики не передавали глубины Маринкиного потрясения и силы ее переживаний. Поэтому Бульбенко поджала губку и расстроенно засопела, предоставив кавалеру формулировать понятия самостоятельно.
– Ну что вы, – в очередной раз воспрянул духом Павел Антонович, поняв, что денег от него не ждут, – я имел в виду вовсе не это! Как вы могли такое предположить! Чтобы я такому обворожительному юному созданию начал пихать жалкие мятые рубли?!
«Мелко плаваешь, – хмыкнула про себя Маринка. – Мы берем только в валюте или мехами по бартеру».
Но вслух она, естественно, ничего такого не сказала, продолжая картинно оскорбляться и поправлять то подол, то лямочки.
Павел Антонович посопел, прикидывая, сколько времени надо будет потратить на ухаживания, прежде чем оскорбленная невинность сдастся, и предложил:
– А как вы смотрите на поздний ужин?
Маринка тут же представила себе затемненную спальню, дрожащие тени свечей, поблескивающие медовым светом бокалы, столик, заставленный легкими закусками, и этого шикарного мужика в халате… Нет, в плавках… Нет, в костюме. Да, именно в костюме. Вот он начинает наплывать на нее, шепча что-то нежное и страстное… И тут в каске и с автоматом наперевес врывается его дражайшая половина и начинает крушить прикладом остатки пиршества и самих пировавших… Картина была настолько реальной, что Маринка даже вздрогнула от ужаса. Встречаться с дядькой можно было только на нейтральной территории, но и пугать его отказом не следовало.
– Ну я не знаю, – неуверенно протянула она, пожав плечиками и игриво улыбнувшись. – Я фигуру берегу.
Это было ни «да» ни «нет». Павел Антонович проехал пальцем по ее руке и прогудел:
– Мариночка, у вас такая потрясающая фигура, что вам не о чем беспокоиться. Уж поверьте моему опыту!
Это Маринка и так знала, поэтому самодовольно тряхнула челкой и, стрельнув глазками, уточнила:
– Вы действительно так думаете?
– Неужели, кроме меня, вам никто об этом не говорил?
– А кто мне мог говорить об этом? – Она опрометчиво решила изобразить из себя неопытную девушку, забыв, что кавалер застал ее слегка неодетой в спальне собственного сына.
– Ну теперь вы постоянно будете слышать об этом от меня, – пообещал Павел Антонович, пытливо наблюдая за ее мимикой. Его волновала реакция на слово «постоянно», от этого зависело, планирует ли девушка долгие отношения, или, вообще, хотя бы какие-то отношения, или просто, не понимая, что с Димой уже все кончено стараниями Елены Николаевны, пытается понравиться будущему свекру.
Маринке слово понравилось. Она обмякла на сиденье и заулыбалась.
– Так что с ужином? – вернулся к начатой теме Павел Антонович.
– Я вообще-то люблю рестораны, – Маринка взяла быка за рога, решив, что пришла пора помочь мужчине определиться с темпом развития событий. – Но сегодня я не в состоянии, знаете, ваша жена так меня напугала! К тому же я без нижнего белья чувствую себя ужасно неуютно.
– Ах, я забыл, – шлепнул себя по лбу обнадеженный кавалер. – Ну а какие у вас планы на завтра?
– Пока никаких.
– Так давайте что-нибудь запланируем.
– У вас есть предложения? – хихикнула Маринка, опять начав шевелить коленками, призывно белевшими в темноте.
– Предложение первое: перейти на «ты». Для вас я отныне просто Павел, без всяких церемоний.
– Согласна, – обрадовалась девушка и добавила: – Мы столько вместе пережили! Такие стрессы очень сближают.
Она чуть подалась к нему, изображая, насколько сближают стрессы. Павел Антонович мучительно сглотнул и твердо сказал, скорее даже не Марине, а сам себе:
– Сейчас я отвезу вас… тебя домой, а ты мне скажешь, когда и куда за тобой заехать завтра. Кстати, ты работаешь?
– Нет, я еще учусь, – снова нежно и тоненько проговорила Маринка, настраивая несостоявшегося свекра на романтику. Лишнего позволять не стоило, но расставаться без поцелуя не хотелось. Этот поцелуй был ей необходим, как печать на документе, придававшая обычному листу бумаги весомость и законченность. Как печать делала бумажку действительной, так и прощальный поцелуй делал их отношения узаконенными. Это невесте сына можно вежливо помахать ручкой, чтобы в следующий раз увидеться или, наоборот, не увидеться на бракосочетании, а вот собственную девушку, если она таковой является, надо обязательно поцеловать. Чтобы ей было о чем подумать перед сном и сделать правильные выводы.
– Тогда я подъеду к институту…
– Павел, лето на улице, у нас каникулы, так что завтра я абсолютно свободна.
– Мариша, но я, к сожалению, занят до вечера. Увы, я уже вышел из бесшабашного студенческого возраста и вынужден работать. Так во сколько и куда заехать.
– Тогда домой, к семи? – предположила Марина, плохо представляя, во сколько заканчивается рабочий день у таких финансовых воротил. Она даже немного обиделась, подумав, что, будучи начальником, а он наверняка был начальником, а не мальчиком на посылках, можно было бы взять отгул ради такого случая. Ее ошибка заключалась в том, что она изначально планировала серьезные отношения с благополучным исходом в виде загса, если не обнаружится каких-нибудь форс-мажорных обстоятельств. Маринке, убежденной, что престарелая толстая жена, раненой слонихой вопившая в квартире сына, ей не конкурентка, даже в голову не приходило, что для Павла Антоновича она была лишь сладкой пилюлей в ежедневном горьком коктейле семейной жизни, и отказываться от своего отвратительного коктейля ради этой маленькой конфетки он не планирует. Уверенная в своей красоте и молодости, Бульбенко искренне считала, что окольцовывание Павла, естественно, после подробного изучения его плюсов и минусов, является лишь делом времени, и все теперь зависит только от ее решения. По ее логике, стареющий самец должен был немедленно бросить измусоленную за долгие годы бэушную кость и с радостным благодарным лаем ломануться за свежей сахарной косточкой, тряся от возбуждения хвостом и захлебываясь слюной в предвкушении пиршества. Но представители животного мира менее дальновидны, чем «человек разумный», поэтому на деле все обстояло намного сложнее.
Лихо тормознув у Марининого подъезда, Павел Антонович, развернулся к ней и, внезапно засмущавшись под нахальным взглядом ее огромных глаз, пробормотал:
– Так, значит, завтра в семь?
– В семь, – грудным голосом протянула Маринка, не отрывая взгляда от заерзавшего кавалера и не шевелясь.
Павел Антонович кашлянул, поняв, что ведет себя совершенно по-мальчишески. Нужно было немедленно брать инициативу в свои руки, иначе грош цена его похвальбам про опыт, если такая молоденькая красотка повергла его в ступор. Он расправил плечи и резко притянул Марину к себе…
