Мужчины переглянулись. Один из них кашлянул и сказал:
– Какие-то приставы, что ли. Люди свою работу делают.
– Ну да, какие-то ребята, – подхватил второй. – Решили, видно, наконец проследить, чтоб все по закону было.
– Стрелять голубей – это не противозаконно, – возразил Тэннер.
Мужчины уставились на него.
– Гэсхаус? – тихо спросил Дик Клэй. – Это сынок Эда Роджерса?
– Он самый.
Гэсхаус снова, как в магазине, опустил тяжелую руку на голову мальчика.
– Эд не хотел, чтобы его мальчишка тут бывал, Гэсхаус, – сказал Дик.
– А вот и неправда, Дик. Это Диана не хочет, чтобы мальчик тут бывал.
– И что же ты сделал? Похитил его?
– Я его пригласил, – ответил Гэсхаус. – Я позвал его сюда, чтоб он посмотрел, как я выступлю вместо его старика. Чтоб он увидел, как я подстрелю несколько пташек вместо его отца.
Мужчины переглянулись. Кто-то стал смотреть на свои ботинки, кто-то на собак.
– Я сюда приехал, чтоб пострелять в голубей, и Бог свидетель, я их подстрелю, – заявил Гэсхаус. – Сейчас поеду к Виллису и узнаю, что за чертовщина такая творится. Разузнаю, что к чему. Власти его прикрыли. Вот посмотрите – уж я-то точно чего-нибудь добьюсь.
– На самом деле, – сказал Дик, – на самом деле это даже и не важно. Все равно никто не приедет, потому как Эд в больнице. Можно считать, стрельбе по голубям пока что конец.
– Ну так я же буду стрелять вместо Эда, – возразил Гэсхаус и улыбнулся с таким видом, будто решил все проблемы. – Я буду стрелять вместо него, и все те парни, кто обычно ставит на Роджерса… ну, они могут поставить на меня.
Дик промолчал.
– Ради Христа, Дик. Ты же знаешь, что сегодня я буду стрелять. Ты сам одолжил мне свое треклятое ружье, Дик.
– Я тебе должен сказать кое-что, – сказал Дик, – потому как ты мой хороший друг. Дело в том, Гэсхаус, что власти не прикрыли Виллиса. Это правда.
Мужчины потянулись к своим машинам – спокойно так, небрежно даже.
– Дик? – проговорил Гэсхаус. – Какого черта? Куда это они все?
– Гэсхаус, – сказал Дик, – я тебе скажу. А скажу я тебе только то, что сам слышал. Это не я один говорю. Это то, что люди говорят. Я тут некоторым сказал, что ты хочешь стрелять вместо Эда, а некоторые говорят, что уж лучше совсем охоту отменить. Некоторые считают, что на тебя лучше не ставить. Некоторые считают, что лучше дома посидеть, пока мы кого-нибудь другого не подыщем.
Тут все остановились и притихли, будто на похоронах.
– Ладно, – наконец сказал Гэсхаус. – Ладно, ладно, ладно. Мы никого не станем в этом винить. Ведь не станем, Тэннер? Не станем, сынок?
В амбаре у Виллиса Листера было несколько десятков голубей. Голуби были заперты в клетках, они сидели посреди куч старых перьев и помета. Птицы ворковали хором, и звук был такой, будто в котле закипело какое-то густое варево.
– Дик Клэй велел мне не высовываться, – стал объяснять Виллис Листер Гэсхаусу Джонсону. – Из-за Эда. Он сказал мне, что на время стрельба по голубям отменяется.
– Слушай-ка, – сказал Гэсхаус, – это я понимаю. Я просто подумал, что Тэннер захочет посмотреть, как я стреляю вместо его отца. Папа Тэннера в больнице, ты же знаешь.
– Знаю, как не знать.
– Ну я и подумал: может, для парнишки будет здорово увидеть, как стреляют по голубям? Потому как все так уважают его старика. Я подумал: я подстрелю несколько пташек вместо его отца, а он посмотрит. Потому как я его отца очень уважаю. И мать его тоже очень уважаю.
Голубятник присел на корточки и посмотрел на Тэннера.
– Мне очень жаль, – сказал он, – что так вышло с твоим отцом.
Виллис был старый. Правда, лицо у него было гладкое, совсем без морщин. Только на его щеке розовел шрам в форме серпа – гладкий и блестящий, как пластинка слюды.
– Скажи «спасибо», – легонько подтолкнув Тэннера, подсказал Гэсхаус.
– Спасибо, – сказал Тэннер.
Сидя на корточках, Виллис проговорил:
– Сынок, у тебя нынче волосы совсем растрепались.
Он вытащил расческу из накладного кармана комбинезона и протянул Тэннеру.
– Нормально у меня все, – сказал Тэннер.
Виллис смотрел на него и ждал.
Тэннер сказал:
– Я уже причесывался сегодня.
– Но ты все равно растрепанный. А мальчик должен стараться выглядеть аккуратно.
– Просто я вчера вымылся перед сном и лег спать с мокрыми волосами. Тут уж ничего не поделаешь.
Но Виллис не убирал расческу. Гэсхаус снова тихонько подтолкнул Тэннера.
– Почему бы тебе не взять расческу, сынок?
Тэннер взял расческу у Виллиса Листера, один раз провел ей по волосам и отдал старику.
Гэсхаус произнес:
– Почему бы тебе не сказать человеку «спасибо» за то, что он тебе расческу предложил?
– Спасибо, сэр.
– Пожалуйста, сынок, – откликнулся Виллис. – Ну, разве ты теперь не аккуратнее выглядишь?
Виллис поднялся и встретился взглядом с Гэсхаусом:
– Ну, рассказывай – чего тебе тут надо?
– Птицы нужны.
– Некому ставки делать, Гэсхаус. Не будет сегодня никакой стрельбы.
– Да не нужны никакие ставки, – с усмешкой проговорил Гэсхаус. – Мне просто птицы нужны. Я в них прямо тут и постреляю.
Виллис ничего не ответил, а Гэсхаус топнул ногой, из-за чего голуби всполошились и заворковали громче.
– Эй! Я не то хотел сказать. Не тут! Не собираюсь я стрелять в твоих голубей тут, в амбаре, где они по клеткам сидят. Парень не для того сюда приехал, что поглядеть, как я птиц в клетках пристреливаю! Я у тебя во дворе постреляю. Несколько штук. Просто чтобы парень увидел, как это делается.
Он перестал смеяться, вынул из кармана носовой платок и высморкался. Виллис пару секунд смотрел на него и потом перевел взгляд на Тэннера. Тот обеими руками приглаживал волосы. Потом Виллис посмотрел на Снайпа. Пес облизывал проволочную дверцу пустой птичьей клетки.
– Сколько? – спросил Виллис. – Сколько тебе надо птиц для твоей маленькой охоты?
Гэсхаус убрал носовой платок в карман и вытащил бумажник, а из бумажника – двадцатидолларовую банкноту.
– Можешь дать мне четыре птицы на двадцать долларов? Можешь, Виллис?
Виллис поморщился, словно ему стало больно.
– Четыре птицы? Что такое четыре птицы? У меня за неделю крысы больше сжирают. – Он посмотрел на Тэннера: – Ты сколько голубей хочешь убить, сынок?
