Однако в наше время, когда контрацепция стала доступной, вопрос продолжения рода оброс нюансами и сложностями. Теперь дети уже необязательно являются следствием вступления в брак, и наоборот – брак не является следствием беременности. В наши дни важность имеют три критических вопроса: когда? как? и надо ли? И если вы с супругом не придете к согласию по любому из них, супружеская жизнь грозит стать очень сложной, потому что наши чувства в отношении этих трех вопросов очень часто не способен изменить никто.
Я знаю это по несчастливому личному опыту, потому что мой первый брак отчасти распался именно из-за «детского вопроса». Мой бывший муж всегда был уверен, что однажды у нас будут дети. И у него было полное право так считать, потому что и я всегда так думала – хоть и не знала точно, когда именно мне захочется иметь ребенка. В день свадьбы перспектива забеременеть и стать матерью казалась успокаивающе далекой – это событие должно было случиться «в будущем», «когда придет время», «когда мы оба будем готовы». Но порой будущее наступает быстрее, чем ждешь, а пришло ли «время» или не пришло, трудно сказать с ясностью. Проблемы, возникшие в нашем браке, вскоре заставили меня засомневаться, что я когда-либо буду по-настоящему готова к столь трудному испытанию, как воспитание детей вместе с этим человеком.
Мало того, в то время как отдаленная перспектива материнства всегда казалась мне чем-то естественным, по мере того как она становилась все более реальной, мои ужас и уныние росли. С годами я начала понимать, что какие-либо позывы к материнству у меня отсутствуют. Мой организм, похоже, был просто не оснащен пресловутыми биологическими часами. В отличие от многих моих подруг, я не преисполнялась томлением каждый раз, когда видела младенца. (Зато знали бы вы, какое томление вызывал у меня вид лавки с подержанными книгами!) Каждое утро я проводила нечто вроде внутреннего сканирования, всё ожидая, когда же мне захочется забеременеть, но беременеть не хотелось. Не было никакого ощущения неизбежности, а я верю, что детей нужно заводить только в том случае, когда вы просто не можете этого не делать, – должно быть очень сильное желание и даже чувство, что в этом всё ваше предназначение, потому что дело это очень серьезное. И я наблюдала это желание у других людей – я знаю, на что это похоже. Но мне никогда не приходилось испытывать его.
С возрастом я поняла, что люблю свою писательскую работу всё больше и больше, и мне не хотелось жертвовать ни одним часом этого процесса. Как Джинни в «Волнах» Вирджинии Вульф, я порой чувствовала, как мне открываются «тысячи возможностей», и мне хотелось ухватить их все и все реализовать. Несколько десятилетий назад писательница Кэтрин Мэнсфилд в своих ранних дневниках восклицала: «Хочу работать!» Ее энтузиазм, подчеркнутая горячность этого желания и теперь, спустя десятилетия, находят в моем сердце отголосок.
Я тоже хотела работать. С удовольствием. И чтобы ничто мою работу не прерывало.
Но как бы мне это удалось, будь у меня ребенок? Этот вопрос повергал меня в панику, которая с каждым днем лишь увеличивалась, и, замечая растущее нетерпение мужа, я провела два года терзаний, расспрашивая знакомых и незнакомых женщин – замужних, незамужних, бездетных, свободолюбивых творческих личностей, матерей «от Бога» – о том, какой выбор они сделали и как этот выбор повлиял на их жизнь. Я надеялась, что их ответы совпадут с моими, однако опыт был столь многообразен, что в конце концов я лишь больше запуталась.
К примеру, одна моя знакомая, художница, работавшая дома, ответила: «У меня тоже были сомнения, но в ту минуту, когда родился ребенок, все остальное в жизни перестало иметь значение. Теперь для меня нет ничего важнее сына».
Однако другая подруга, которую я бы охарактеризовала как одну из лучших матерей из числа тех, с кем мне приходилось встречаться (ее взрослые дети – замечательные люди, добившиеся успеха), в глубоко личном разговоре сделала признание, которое меня потрясло: «Оглядываясь на все эти годы сейчас, я не уверена, что решение завести детей действительно сделало мою жизнь в чем-то лучше. Я слишком многим пожертвовала и жалею об этом. Не то чтобы я не любила своих детей, но, если честно, иногда мне хочется вернуть потерянные годы».
А одна владелица собственного бизнеса с Западного побережья, обаятельная, модная женщина, сказала вот что: «Когда я завела детей, была одна вещь, о которой меня не предупредил никто: что грядут самые счастливые годы в моей жизни. Это счастье было как лавина».
Но мне также пришлось говорить с измученной матерью-одиночкой, талантливой писательницей, ответившей: «Лучшая иллюстрация слова „неоднозначность" – воспитание ребенка. Я иногда не понимаю, как одно дело может быть одновременно и полным кошмаром и удовольствием».
Еще одна моя подруга творческой профессии сказала: «Да, с материнством во многом теряешь свободу. Но обретаешь свободу совсем другого рода – возможность любить другое существо абсолютно бесконтрольно, всем сердцем. Это стоит пережить».
А вот другая знакомая – она бросила карьеру редактора и осталась дома с тремя детьми – предостерегла: «Очень хорошо обдумай это решение, Лиз. Трудно быть мамой, даже если тебе этого очень хочется. Но даже не думай о материнстве, если не уверена на сто процентов, что хочешь этого».
Еще одна женщина, которая умудрилась сохранить идущую вверх карьеру, несмотря на троих детей (иногда она берет их с собой в заграничные командировки), заявила: «Рожай, и всё. Это не так уж сложно. Надо просто отбросить все эти предрассудки, которые диктуют, что ты сможешь и что не сможешь больше делать, став матерью».
Также меня глубоко тронула встреча со знаменитой женщиной-фотографом, которой сейчас уже за шестьдесят. Она ответила на мой вопрос простой фразой: «Никогда у меня их не было, милочка. Как и не было чувства, что я чем-то обделена».
Ну что, видите закономерность? Вот и я не увидела. Потому что нет никакой закономерности. Есть только несколько умных женщин, пытающихся жить по своим правилам, каким-то образом прощупывать дорогу, ориентируясь на инстинкты. Мне стало ясно, что ни одна из них никогда не даст мне ответа на вопрос, стоит ли заводить детей. Я должна была сама сделать выбор. И значение этого выбора в моей личной жизни было просто колоссальным. Стоило мне объявить, что детей я не хочу, и моему браку в минуту пришел конец. Были и другие причины, почему я ушла от мужа (некоторые аспекты наших отношений, по правде говоря, напоминали театр абсурда), но «детский вопрос» оказался последним гвоздем в крышке гроба. Ведь как-никак здесь никаких компромиссов быть не может.
Итак, мой муж пришел в бешенство; я плакала; мы развелись.
Но это тема для другой книги.
С учетом всей этой истории стоит ли удивляться, что, спустя несколько одиноких лет, я полюбила Фелипе – мужчину намного старше себя, у которого уже было двое прекрасных взрослых детей и – ни малейшего желания повторять отцовский опыт. Совершенно логично, что Фелипе влюбился в меня – бездетную женщину, чей детородный возраст вот-вот закончится, женщину, которая обожала его детей, но не имела ни малейшего желания заводить собственных. Обнаружив, что никто не станет навязывать другому идею материнства/отцовства, мы пережили такой прилив, что он до сих пор звучит в наших отношениях гулким эхом умиротворения. Я до сих пор не верю своему счастью. Почему-то я никогда даже не надеялась, что мне удастся найти спутника на всю жизнь, который не станет донимать меня необходимостью рожать. Вот как глубоко стереотип «любовь – брак – колясочки» проник в мое сознание; я честно не подозревала, что можно опустить часть с колясочками и никто – по крайней мере, в нашей стране – тебя за это не арестует. А то, что с Фелипе мне также достались двое взрослых детей, – это просто дополнительный подарок. Детям Фелипе нужна моя любовь и поддержка, но не нужно материнское пестование – их мать обеспечила их этим, когда меня еще в проекте не было. Но главное – познакомив детей Фелипе со своей семьей, я как по волшебству решила проблему преемственности поколений: подсунула родителям парочку внуков без необходимости рожать своих собственных детей. Даже теперь, по прошествии времени, обретенное мною чувство свободы и безграничности возможностей кажется непостижимым.
