– Сонечка спит. Температура высокая, но не критичная, – вместо приветствия, сообщила доктор Воронцова. – Хотите посмотреть на нее?
– Поверю вам на слово, – он сделал попытку улыбнуться сквозь усталость, – а то заставите руки мыть, пиджак, галстук, обувь снимать, а у меня сил нет.
– Ой, Кирилл Степанович, – запечалилась Валентина. – А руки-то все равно мыть придется! Ужин же!
Катерина с Бойцовым переглянулись, обменявшись смешинками в глазах.
– Помою, Валь, не переживай уж так!
На ужин предлагалось меню ресторана «Русская кухня», а именно: щи с молодой капустой, пирог с капустно-мясной начинкой, мясное жаркое и молодой картофель к нему в виде гарнира, овощной салат, малюсенькие сладкие пирожочки к чаю и так, по мелочи: конфетки-печенья, бублики, печеные яблоки. Стол, заставленный яствами, потрясал разнообразием предложения.
– Ничего себе! – испугалась Катерина грандиозности «банкета» и перевела изумленный до всех глубин души взгляд на Бойцова. – И что, у вас вот так всегда?
– Почти, – улыбнулся он. – Сегодня Валентина расстаралась, думаю, специально для вас. Но надо признать, нас она балует постоянно, ребята мои отсутствием аппетита не страдают.
– Э-э, – махнула раздосадованно дланью Валентина. – Да не в коней корм-то! Худющи, как жерди! Подростки, чё уж теперь!
– Садись, Валюш, давай трапезничать, – распорядился Кирилл.
– Да не, я уже откушала. Чай приду с вами пить. Пойду к Сонечке, пора температуру мерить, а вы уж ешьте, будьте любезны!
– Валентина! – рассмеялась Катя. – Ты уникум! Шедевр! Редкое явление!
– Это как это? – решила прояснить для себя непонятный комплимент «редкое явление».
– Иди уже! – отмахнулась, смеясь, Катерина. – Потом объясню.
Они ужинали, разговаривали. А Катерине все казалось, что она попала в чужую жизнь, забрела случайно, оказавшись в нереальности, уж как-то неправдоподобно было вкусно, уютно, спокойно, и все тянуло в определение «по-семейному» – мирная, тихая, неспешная беседа за ужином двух уставших, вернувшихся с работы супругов.
Что такое «по-семейному», она не знала в принципе, но предполагала, что вот так, как сейчас, а еще за столом сидят дети и все рассказывают друг другу, как провели день, делятся новостями и впечатлениями. С юмором и спокойной уверенной радостью, что у них есть этот стол, за которым собирается вся семья по вечерам, и все они есть друг у друга, и любовь охраняет их незримо… и, наверное, это и есть счастье.
Она вдруг расстроилась и разозлилась на себя, что позволила этим мыслям предательски влезть в сознание и нарисовать идиллическую картинку, будоража детские обиды и взрослое понимание, что у нее не было такого. Да и не будет никогда.
Расстроилась, одернула себя мысленно, зыркнула на Бойцова, с удовольствием уплетающего горячий пирог.
– Кирилл Степанович, а где Максим? – предложила нейтральную тему Катерина.
По опыту зная, что любящие родители могут часами рассказывать о своих чадах, главное, чтобы кто-то согласился слушать.
А слушать доктор Воронцова умела. Правильно слушать, улыбаясь, кивая, поддакивая и соглашаясь, направляя рассказ вопросами в нужном направлении, вылавливая информацию о прошлых травмах, болезнях, недомоганиях и диагнозах детей, о которых восторженно-влюбленно повествовали родители.
– Максим у матери, в Лондоне, – ответил Бойцов.
Катерина кивнула, поняв, что последует расширенное продолжение и без ее наводящих вопросов.
– Они на все каникулы ездят к ней. Раньше то в Питер, то в Прагу, во Францию, а последние три года Лиля с мужем живут в Лондоне постоянно. В этот раз Соня ехать отказалась на все каникулы, решила начать трудовую деятельность, отягощенную практикой в разговорном французском. Вот и поработала!
– Думаю, ее трудовая деятельность не виновата, – легко заступилась Катерина, – скорее всего, разгоряченная постояла под кондиционером.
– Разгоряченная работой! – с нажимом настаивал на своей версии Кирилл.
– Я скажу вам то, что говорю всем родителям: вы не в состоянии уберечь ребенка от всех возможных бед и несчастных случаев и спрятать от жизни, предугадав все напасти и застраховав от них. Есть определенные правила безопасности, основные, которые родители обязаны соблюдать, поведение в городе, на дорогах, в быту, те, о которых все знают и стараются уберечь детей от беды. Но есть огромное количество случаев, которые не предугадаешь. Они случаются, и все.
– Не думаю, что родителей это успокаивает.
– Как правило, нет. Но когда ребенок болеет, родительское самобичевание, что «не уберегли», вредит и ребенку и врачам. Когда ребенок болеет, ему жизненно необходим положительный настрой всех окружающих: «Мы рядом, мы поможем, мы любим тебя и вместе победим все болезни!» Дети, как особо чувствительные антенки, улавливают малейшее настроение родителей и настраиваются на их волну. Ты в негативе, слезах и чувстве вины – ребенок тяжелее, сложнее переносит болезнь, ты в позитиве, в уверенности – скорее и легче выздоравливает.
– А если действительно родители виноваты, что «недоглядели»? – заинтересованно спросил Бойцов.
– Да, как правило, они и недоглядели! – докторским тоном объясняла Катерина. – Но давайте сначала вылечим дитя, а потом уж сколько угодно обвиняйте себя и разбирайтесь со своей совестью, выводы делайте, к психологам ходите, усильте бдительность и контроль, в церкви грехи замаливайте, но потом! Знаете, сколько я выслушиваю каждый день слез, стенаний, самообвинений родительских? Они ведь врачам каются, как попу, ожидая, что тот снимет с них чувство вины, уверив, что они ни в чем не виноваты!
– И тогда вы говорите им то, что сказали мне: «спрятать от жизни невозможно»?
– По обстоятельствам. Родители делятся на нытиков и бойцов. С первой категорией и отчитывать, и прикрикивать приходится постоянно, чтобы взяли себя в руки и помогали, а не вредили своим нытьем. А вот родители из второй – это наши помощники, своим настроем они проделывают огромную работу по реабилитации ребенка.
– А вы жесткий доктор, Катерина, – непонятно, похвалил или попенял Бойцов.
– Если я позволю себе сантименты и жалость бабскую, я буду детей терять на столе и после операции.
– А вы теряли? – осторожно спросил Кирилл.
Катерина помолчала, не понимая, зачем она рассказывает все это незнакомому, по сути, мужику? Понесло ее о работе распространяться! С чего, спрашивается?
– Да, – все-таки ответила она, – двоих. Двоих мальчиков.
И захлопнулась. Кириллу даже почудилось, что он услышал звук смыкания створок раковины – хлоп! – и все, откровения, для которых немного приоткрылись глубины жемчужницы, закончены! Словно выставила перед собой предупреждающий плакат: «Не трогать! Мины!»
Мины, оно, конечно, мины, но он все равно полез, не мог не полезть в силу своего бойцовского характера.
