Правильно? Правильно, тем паче что до кровати один этаж!
И денег он совершенно логично предложил в такой ситуации – помогла, великое мерси в денежном эквиваленте!
Правильно? Ну… правильно.
Наверное.
Но даже очень уставшие и перегревшиеся от работы «станковые пулеметы» рассусоливать не любят, а бьют по-честному.
– Да бросьте вы, Кирилл Степанович, «невольно обидел»! Все вы делаете вольно и осмысленно! Вы из роли царя-императора, зорко следящего за своим социально-денежным статусом, ни от какого «беспокойству» не выпадете! И все извинения ваши неискренни!
Она стрельнула очередью отповеди почти равнодушным, ровным голосом – простая констатация факта, не упрек и не обиженность, но на этом не остановилась.
А достал потому что! Монумент хренов самому себе!
– Я жутко устала, и мне никакого дела нет до ваших выпендрежей! И подыгрывать вам, шаркая ножкой, я не собираюсь. Нравится играть в социальную статусность? Да пожалуйста! Но без меня. Мне, простите, это глубоко безразлично! И еще: да, вы доставили мне беспокойство, но большим беспокойством станет беганье между этажами всю ночь, чтобы проверять состояние Сони и делать уколы при необходимости. Я понимаю, вам так удобней, мне – нет.
Слушая ее жалящую точными попаданиями отповедь, Кирилл вдруг осознал, что уже давно примерил и уютно прижился в этом образе отстраненного «царя-императора», который так удачно подобрала Катерина и который удерживал на расстоянии людей.
Он постоянно находился в этой роли, редактируя ее в зависимости от людей, с которыми общался. Это удобно. На самом деле удобно и отсекает лишние вопросы, претензии и ожидания людей.
Строгий начальник и отец родной для подчиненных, недосягаемый, как губернатор мужику крестьянскому. С обслуживающим персоналом холодно-надменен, позволяя себе немного снисходительности. С партнерами закрыто-ровный, уважительно-отстраненный.
С родителями щедрый сын, по нынешним временам – состоятельный, который решает все их бытовые и денежные вопросы. Уверенный в своем гораздо лучшем знании жизни, чем стареющие родители, и позволяющий себе от этой уверенности назидательно-покровительственное отношение к ним.
Пожалуй, единственные, с кем он разрешает себе быть наиболее искренним, – это дети. У них сложились особые отношения, редкостные, основанные на взаимном доверии, уважении и открытости, но… Но и с ними он в роли отца, за которым все решения и последнее слово и право журить-наказывать и руководить их жизнью.
С женщинами все по «правилам» – хозяин жизни, щедрый любовник, далекий и недоступный в проявлении чувств, закрытый и не пускающий в свою жизнь – орел, итить его, в поднебесье!
С кем он был откровенен без надобности строгого соблюдения всех этих ролевых игр? Где он сам, истинный Кирилл Бойцов? Когда он последний раз расслаблялся и позволял себе быть самим собой, хотя бы в одиночестве?
А может, он теперь такой и есть, Кирилл Степанович Бойцов? При полном наборе социальной значимости, ощущения и несения ее с удовольствием и в соответствии с принятыми правилами?
Он, конечно, жутко испугался за Сонечку, но стоило Катерине уверенным профессиональным тоном убедить его, что ничего такого уж трагического и ужасного не случилось, он, успокоившись, тут же включился в разговор уже с ней – доктором, женщиной, соседкой.
А это совсем другая песня, как раз подпадавшая под пресловутый статусный расклад, очень напоминающий банальное «кто ты, а кто я!».
Вот так-то!
И, не успев удивиться и поразиться своему порыву, он неожиданно искренне признался:
– Вы правы! – очень по-мужски, без ненужной рисовки. Даже красиво. – Простите, Катерина. – И, сделав паузу, добавил: – За все!
Она поняла, что в пакет «за все» входит и непонимание, возникшее между ними во время затопления частных квартирных владений.
Поняла и оценила. И эту красоту простого человеческого обращения оценила.
От необходимости что-то отвечать и принимать словесные извинения Катерину освободил робкий звоночек в дверь, писк, какой-то придушенный, а не звонок – вернулась с покупками Валентина.
«Ладно, – подумала Катерина – считаем, что легкое перемирие установлено».
И что ее вообще потащило в возмущения, пролетарские отповеди буржуазии? Прямо митинг засидевшихся коммунистов! Никак сбрендила!
Будил в ней что-то такое этот мужик! Не самое мирное и спокойное.
Ага! Подходящее время сейчас в собственном ущемленном «я» ковыряться.
Поспать бы!
Отдав все необходимые инструкции Валентине – про морс, травяной отвар, лекарства, Катерина отправила ее мерить температуру Соне и позволила себе первый раз улыбнуться.
– Вы где такую заступницу земли русской нашли, Кирилл Степанович?
Он улыбнулся на вопрос, тоже первый раз.
– Не я, Соня. Она у нас всех сирых и обездоленных подбирает, Мотю, например, и вот, Валентину.
– Широкий спектр участия! – усмехнулась Катя.
– Да уж! Хорошо, они с Максом кошек не любят, считают их животными, способными приспособиться к любой среде обитания, а потому в участии не нуждающимися. А то бы мне не миновать кошачьего приюта в доме.
И случилось нечто непонятное – легко, свободно и весело Кирилл рассказал историю Валентины и ее появления в доме. Как старому доверенному другу, с которым можно не выеживаться, не контролировать каждое свое слово, а непринужденно беседовать.
Ну надо же!
Достала, видно, до глубин каких-то его потаенных Катерина свет Анатольевна!
Валентина появилась у них в доме около года назад.
Валентина Моторина прожила всю свою жизнь в глухой сибирской деревне, процветавшей вопреки всей советской действительности зажиточно-работящим населением и соседством с леспромхозом союзного масштаба.
Окончив школу, в которую ей и другим ребятишкам приходилось добираться каждый день десять километров до соседней деревни, где располагалось управление леспромхоза, а следовательно, кипела жизнь, девушка встала перед выбором: что делать дальше?
Собственно, выбор, как таковой, предлагался из двух вариантов: первый – остаться в доме родном, ограничившись средним образованием. И второй – поступить в училище при том же леспромхозе, окончить его и обязательным порядком попасть на производство по лесозаготовке, на которое раньше страна отправляла неугомонных и провинившихся.
В первом случае оставаться ей в девках, однозначно, поскольку мужиков в родной деревне наперечет, все почтенного возраста, и те под зорким приглядом близких к их телам баб. Во втором – мужиков поболе и поразнообразней, но все шалые, пьющие дебоширы, замуж, может, и не повезет, но хоть дите родит от кого.
Даже наивная до глупости Валентина кумекала, что перспективка еще та! Но, посовещавшись со всей родней, коей исчислялось полдеревни, решила идти учиться и работать на производстве. И денег заработает, родным помощь. А там уж как Бог даст…
