Она сидела там, прямо на земле, и разговаривала с отцом, что-то тихо ему рассказывала, улыбалась нездешней улыбкой и поглаживала земляной холмик.
После этой страшной первой ночи им приходилось забирать ее от папиной могилы постоянно. Когда возвращались домой, мама молча шла в свою комнату, ложилась на кровать и лежала, глядя сухими потусторонними глазами куда-то в пространство, наверное туда, где был он, ее Васечка.
Она ни с кем не разговаривала, ела, когда кто-то приводил ее в кухню и кормил с ложечки.
У Дашки сердце разрывалась от такого бесповоротного смертельного горя.
И девчонки боялись ужасно, они не знали, как справляться с таким горем.
А тут выяснилось, что надо жить. В прямом физическом и банально-бытовом смыслах! Вот жить-то надо!
Папа хоть и получал большую министерскую зарплату, но взяток не брал, денег не накопил, и оказалось, что все они жили только на эту его зарплату. У них имелась большая четырехкомнатная министерская квартира, которую папа приватизировал. И больше ничего.
Не просто «ничего» с надеждой и намеком хоть на что-то, а тупо — ни-че-го!
Мама никогда не работала. Нет, она постоянно чем-то занималась, что-то делала, училась. Но денег не зарабатывала.
И еще! Она не знала, что такое быт, социум, — чистый лист!
Она понятия не имела, где и за какие деньги берутся хлеб и молоко, в магазины ходила только с отцом, вещи выбирали вместе, а как он платил и какие деньги… Он всегда ее от этого ограждал. Зачем его Маргаритке эта бытовая жизнь?
Перепуганные девчонки, по сути дети, брошенные посреди земли необетованной, беспомощные и растерянные, а с ними и Лидия Ивановна, растерявшаяся не меньше их, не понимали, как жить дальше и что вообще надо делать.
Министерство взяло на себя все хлопоты, связанные с похоронами и поминками, и выделило семье материальную помощь, вот на нее они вчетвером пока и жили.
Васнецовы уведомили внучек, что они малообеспеченные пенсионеры и ничем помочь не могут и им надо время, чтобы справиться со своим горем.
Мамины же родители, бабушка и дедушка Юдины, предложили весь спектр помощи: и за Ритой ухаживать и присматривать, и пенсии свои, а дед еще и подрабатывать начал — все, что могли.
Как-то ночью Дашка проснулась от странных звуков и поняла, что Катька плачет в подушку, чтобы заглушить рыдания. Она перебралась к ней на кровать и постаралась успокоить:
— Кать, ничего, мы справимся!
Воистину каждый о своем: Дашка о том, о чем думала день и ночь, а Катька…
— Ей никто не нужен! Ей всегда был нужен только он и сейчас! — кричала Катька, размазывая слезы по лицу. — Мы ей до лампочки! Так, дополнение к счастливой жизни!
— Кать, ей сейчас хуже всех! — пыталась вразумить сестру Дашка.
— Зато раньше ей было лучше всех! Вот она сейчас нас бросила, в самый трудный момент! Ничего не может, ничего не умеет, в горе своем живет, а мы расхлебывай! А у нас что, не горе?! Одна она такая?!
Дашка разозлилась так, что в глазах потемнело!
— А ты что, умеешь? Ты вон, дура здоровая, восемнадцать лет, умеешь что-нибудь?! Ты свою кровать хоть раз за восемнадцать лет застелила? Ты знаешь, как продукты покупать, стирать-убирать, готовить, мусор выносить? Как сберкасса выглядит, знаешь? Какие бумажки там оплачиваются? Папа всех нас баловал! Папа и Лидия Ивановна! Что ты истерики закатываешь, одной тебе, можно подумать, хреновей всех!
— Просто мне страшно! — призналась Катька и шмыгнула по-детски носом.
— Мне тоже страшно, но я знаю, что делать, и уже все придумала!
Она действительно придумала.
На следующее утро распорядилась, чтобы бабушка и дедушка Юдины переехали к ним, и, взяв на себя все взрослые решения за семью, вечером за столом в кухне оповестила собрание:
— Вашу квартиру сдадим. Будем жить вместе на эти деньги и… — Сбавив в тоне взрослости, извинилась: — И простите, на ваши пенсии-зарплаты. Лидия Ивановна, мы, к сожалению, не сможем платить вам зарплату.
— Да какая зарплата, Дарьюшка! — воскликнула обиженно Лидия Ивановна. — Я вас не брошу ни за что! Вы ж мне родные!
Дашка кивнула и, не удержавшись, подбежала, обняла, поцеловала в щеку и, улыбнувшись, добавила:
— Тогда мы сдадим и вашу квартиру!
— Да с удовольствием, только, Дашенька, однокомнатная хрущевка…
— Это тоже деньги! — закончила за нее Дашка.
И почему-то трое взрослых, далеко не инфантильных, грамотных людей с большим жизненным опытом и старшая Катька предоставили шестнадцатилетней девчушке принимать решения, переложив на нее всю ответственность.
Мама в жизни участия не принимала. Ни в какой.
А месяца через четыре после папиной смерти к ним в гости приехал его друг и сослуживец поговорить с мамой.
— Она вряд ли сможет с вами разговаривать, — предупредила Дашка.
— Я все же попробую, — настаивал он.
— Он приехал поговорить о Васечке? — спросила мама, когда Дашке удалось до нее достучаться.
И тут, глядя на маму, Дашка с ужасом и величайшим стыдом осознала, что никто из них ни разу не разговаривал с ней об отце! Не пожалели, не поплакали вместе, не выслушали и не расспросили ее ни разу ни о чем!
А ведь он умер у нее на руках!
И никто — никто из семьи! — не спросил, как это было, не попросил рассказать что-нибудь, поделиться воспоминаниями, да просто не поговорил с нею!
Быть может, если бы она выговорилась, вспоминая его, не уходила бы так безвозвратно в небытие!
Иван Павлович приехал предложить маме работу.
— Мой знакомый из Министерства культуры рассказал, что итальянцы приглашают на работу специалистов по итальянской культуре и истории. Они под патронатом государства и с привлечением частных инвесторов начинают большую работу по новой каталогизации исторических раритетов. Для этого приглашают специалистов из других стран. Это как раз твоя специализация. Я поговорил, тебя внесли в списки, эта работа не меньше чем на полгода. — Он взял в ладони ее руки и уговаривал: — Поезжай, Маргарита, поработаешь, отвлечешься от своего горя.
Она покачала головой и молча ушла в спальню.
— Поговорите с ней, — обратился к семье Иван Павлович.
А на следующее утро девчонки вошли в кухню и остолбенели — мама варила себе кофе и улыбалась!
Единственное, что она умела, — это варить превосходный кофе, для папы, разумеется, в первую очередь, и никому этот процесс не доверяла — варить Васечке кофе.
— Девочки, кофе будете? — бодрым голосом спросила она. — Я на всех приготовила.
Дашка с Катькой беспокойно переглянулись, сели за стол, не сводя с мамы глаз. Она разлила кофе по чашкам, поставила перед ними на стол, себе и села рядом.
