– Так договор же был! – вторила ему, ухахатываясь, Аглая. – Я ж по-честному!
– По-моему, мы идиоты! – предположил Коля, крутя головой.
– Давай никому не расскажем! – сказал Глашка.
Они часа полтора отмывались, замазывали йодом раны, заливая шампанским происшествие. И улеглись спать вдвоем в Колину кровать. И, уже засыпая, обнимая Глашку за талию, Коля сказал сонным голосом:
– Ты, Глашуня, очень сексуальная, я тебя наверняка хотел бы, если б не знал с детства и если б это была не ты!
– Ты то же все это самое, – согласилась Глашка. – Сексуальный и хотела бы! Но больше пробовать не будем! – помолчала и, уже засыпая, уточнила: – Убьемся же на фиг!
У Генералова тряслись от смеха плечи, он даже глаза прикрыл, крутил головой, прижимая веки пальцами, угорая от красочного рассказа, в лицах исполненного непосредственными участниками происшествия.
И в этот момент послышался стук в калитку и громкий «ответ» Горация на него.
Глашка тут же перестала смеяться и схватила Генералова за руку.
– Это гостья! – объяснил Коля, поднимаясь из-за стола, и пошел открывать.
– Ты чего? – нежно спросил Глеб у Аглаи, поднес ее руку к лицу и поцеловал ей пальчики.
– Испугалась почему-то, – призналась она и объяснила: – От неожиданности.
Коля вернулся к ним с симпатичной, стройной, невысокого росточка девушкой лет двадцати пяти. Представил:
– Знакомьтесь, это Инна.
Девушка поздоровалась за руку с Аглаей, как-то испуганно посмотрев на рану на ее голове, улыбнулась Генералову. Расселись, приступили ко второму заходу застолья, перекидываясь незначительными в таких случаях фразами. А девушка, стараясь делать это украдкой, все поглядывала на Глашкин залепленный лоб и синюшный глаз, но вопросов не задавала.
«Нет, – подумала Аглая, – не подходит Алтаю девушка Инна».
Как бы она на него смотрела, когда он лежал, закованный в корсет от шеи до паха, терзаемый болью так, что навсегда шрамы от зубов на губах остались, и когда надо было за ним утки выносить и не сметь раскисать, глядя на мучения друга? Нет, слабовата – смотрит на Глашу, как на жертву домашнего насилия, а спросить боится. Хотя боязливой ее не назовешь: вон как глазки Глебу строит и заигрывает, – все успевает – и с Колей пошептаться, и авансы другому мужчине сделать. Нет! Не наша девочка!
– Это Аглаю ты зовешь Стрелкой? – спрашивала Инна.
– Ее, – кивнул Коля.
– А почему?
– Она у нас девушка необыкновенная, как первые собаки-космонавтки Белка и Стрелка, – не вдаваясь в подробности, объяснил он.
– А скажи мне, Коля, – спросила Аглая, – почему тебя здесь называют прозвищем, которое я дала тебе в детстве?
– Да как-то были на охоте с мужиками, сидели у костерка и стали вспоминать свои детские прозвища и имена, вот я и признался. Так потом они меня иначе как Алтай и звать перестали.
– А кстати, – вспомнил Генералов, – ты обещала рассказать, где научилась так уходить из-под захвата.
– А тебе моя фамилия ни о чем не говорит? – улыбнулась ему загадочно Глаша.
– Да ладно! – удивленно посмотрел на нее Генералов. – Григорий Павлович Стрельников…
– Мой дедушка, – закончила за него фразу Аглая.
Она подозревала, что он должен знать. Конечно, имя деда известно в узких кругах близких к его роду занятий людей, а не широкой публике. Но, судя по тому, как двигался Генералов, по его манере держаться, подходить к человеку, да по многим, мало кому заметным и понятным мелочам, можно было предположить, что он имеет «некоторое» отношение к тем самым определенным кругам знающих.
– Ну надо же! – восхитился Генералов шуткам судьбы. – Я же несколько раз пытался попасть на его лекции, познакомиться с ним лично! Но не складывалось! Да к тому же Григорий Павлович не берет учеников, насколько мне известно.
– Не совсем так, – усмехнулся Коля.
– Ты у него учился? – совсем поразился Глеб.
– Не то чтобы учился, – пояснил Николай, – он для меня специальную систему разработал, для реабилитации. Это Григорий Павлович меня на ноги поставил.
– Да, интересно было бы с ним пообщаться, – с уважением заметил Глеб. – Мне Алексей Алексеевич советовал курс его лекций прослушать, потому что у него серьезная научная и историческая предметная база, не говоря уже о знаниях и умениях.
– Значит, ты учился у Кадочникова? – спросила Аглая провокационно.
– Да так, позанимался немного, – ушел от прямого ответа Генералов. – Ты лучше расскажи мне про Григория Павловича.
Аглая не стала настаивать и расспрашивать.
Да, про деда Гришу, наверное, пора рассказать.
Глашке было десять или одиннадцать лет, когда дедушка рассказал ей, с чего началось его увлечение, переросшее в дело всей жизни.
Ему было восемь лет, когда началась война. Он хорошо помнил уверенность взрослых в том, что врага победят за пару месяцев и погонят назад в его логово, чтобы добить окончательно. Отец, Павел Тимофеевич Стрельников, в первые же дни войны ушел на фронт, наказав маленькому Грише заботиться о матери и слушаться ее. Гриша гордился красивым статным отцом в военной форме и мог пообещать ему тогда что угодно!
Он помнил ту перемену в разговорах и настроениях взрослых, когда война стремительно и неотвратимо стала подкатываться к их городу. Началась эвакуация их завода. Паническая, торопливая. Эшелоны с беженцами останавливали, растерянных, испуганных людей ссаживали с поездов, предоставляя им добираться дальше самим как придется, переформировывали составы, загружая в них оборудование, документацию, специалистов с семьями.
Его мама работала первым секретарем партийной заводской организации и до последней минуты вместе с руководством завода занималась эвакуацией оборудования. А когда последний эшелон ушел с вокзала, оставшееся невывезенным оборудование и сам завод были заминированы, оказалось, что ей с Гришей не на чем, да уже и поздно уезжать – немец подошел к окраине города.
– Евгения Борисовна, – сказал маме строго ее заместитель, стремительно входя к ним в квартиру, – вам надо уходить. Немедленно! Вам нельзя оставаться! Вы слишком известный человек в городе!
– Да куда уходить? – устало спросила мама.
– С беженцами. Собирайтесь! – строго приказал он. – Я приехал на последней заводской машине за вами. Сколько сможете, столько и проедете. Вот, – он протянул ей записку, – это адрес моей сестры в Москве. Пробирайтесь туда. Москву не сдадут.
Мама подхватилась, начала суетливо метаться по квартире, собирая какие-то вещи, запихивать их в чемодан и узлы, расспрашивая гостя:
– А как же вы, Вадим?
– Я с саперами останусь, взрывать ведь кто-то должен, потом попробуем прорваться к своим. – И, видя ее суматошные бестолковые метания, принялся ей помогать. – Берите только теплые вещи, продукты, документы. И еще, Евгения Борисовна, старайтесь нигде не задерживаться, в городах, селениях пользуйтесь транспортом: подсаживайтесь на эшелоны, машины на дорогах и двигайтесь только в сторону Москвы!
