Глаша открыла глаза и не сразу поняла, где она, что с ней, и вдруг осознала! Убийственная паника парализовала! Она в воде, в реке, и ей нечем дышать!
Глашка замолотила припадочно руками-ногами, пытаясь вынырнуть, судорожно открывая рот – не то кричать, не то вдохнуть… а чернота начала возвращаться, успокаивать, тянуть назад, убаюкивать, вливаясь в открытый рот вместе с водой…
Каким-то краем сознания, сопротивляясь этому предлагаемому спокойствию, рванулась вверх из последних сил. И уже видела близкую поверхность воды – еще совсем чуть-чуть! И именно этого чуть-чуть ей не хватило – перед глазами поплыли радужные круги, легкие разрывало болью, сознание ускользало…
И вдруг неизвестная сила рванула ее вверх, туда, к спасению – Аглая выскочила на поверхность, шумно, судорожно, с хрипом втянула в себя воздух и вновь погрузилась в темноту.
С ней что-то делали чьи-то руки. Было больно груди, очень больно, хотелось вдохнуть, вдохнуть, вдохнуть! Только вдохнуть! Но почему-то никак не получалось, стало совсем больно, и вдруг Глашка закашлялась, и с кашлем из нее потекла река, всей чернотой, что зазывала, манила… Она почувствовала, как ее перевернули на бок, и все кашляла, кашляла, давясь рекой, вытекающей из нее, и пытаясь вдохнуть.
Первый вдох оказался ужасен! Он принес чувство острой, какой-то колкой боли в легких, в голове, во всем теле.
– Нормально! – услышала она совсем рядом над собой смутно знакомый голос. – Живая!
Глашка разлепила веки, пытаясь сфокусировать расплывающуюся картинку перед глазами – все казалось мутным разноцветным пятном. Она закрыла и открыла глаза еще раз – пятно начало приобретать контуры. Аглая повторила процедуру, а когда взгляд сфокусировался, увидела совсем близко внимательные, очень яркие светло-голубые глаза.
И сразу их вспомнила! В одну секунду!
– Мы не успели, да? – не узнавая собственный голос, хрипло, как-то надсадно, из нутра измученного спросила она. – Я не успела?
– Мы успели, девочка, все в порядке, – уверил ее знакомый голос из прошлого. И нереальные ярко-голубые глаза все смотрели внимательно и немного нежно.
А Глашка опустила ресницы, чтобы не ослепнуть от этой голубизны – печальной, горькой в своей несбыточности, и сознание оставило ее, оберегая.
– Да все в порядке, Коль! – услышала Глаша чей-то незнакомый голос, словно сквозь вату: вроде и рядом, но как бы издалека. – Нахлебалась, конечно, если честно, утонула по полной, но ведь вы с Генералом ее вернули. Удар, слава те, господи, не прямой получился, а по касательной. Сотрясение есть, куда ж без него, но не страшное, терпимо, раны на голове даже зашивать не надо, сами затянутся. Шрамы, правда, останутся, увы. Но девочка столичная, захочет, сделает несложную пластику, и шрамчики уберут, даже наркоз не потребуется – процедура пятиминутная. Что ты так паникуешь? Невеста, что ли?
– Гораздо больше, Иваныч, – услышала напряженный голос Алтая Глаша. – Друг. Настоящий. Единственный. Самый близкий человек.
– А-а-а, – ответил незнакомый Иваныч. – Тогда понятно. Ну что, покой. Ходить можно, но не наклоняться, ничего не поднимать, баня под запретом, алкоголь тоже. Придет в себя, скажу более точно…
– Я пришла, – подала слабый голос Аглая и спросила, рассматривая незнакомца: – Вы кто?
– Я здешний доктор, барышня, – улыбнулся ей мужчина, и вокруг его глаз от улыбки разошлись такие добрые, успокаивающие все страхи морщины.
– Доктор, а что со мной? – сконцентрировала на враче внимание Аглая.
– А сейчас посмотрим, – бодрил голосом тот. – Так, сколько пальцев?
– Два.
– Молодец! – похвалил мужчина. – Как тебя зовут?
– Аглая Стрельникова.
– Совсем молодец! – необычайно обрадовался чему-то местный доктор. – Какой сегодня день?
Глаша призадумалась, даже как-то заскрипела памятью, но, чтобы не расстраивать такого приятного человека, призналась:
– А фиг его знает, если вчера была пятница, то, наверное, суббота!
– Да, умница! – возрадовался врач и столь же бодренько спросил: – Голова болит?
– Болит, – прислушавшись к себе, как на духу ответила она.
– Хорошо! – странно заметил мужчина. – Тошнит? Видишь четко?
– Не тошнит. Вижу четко. Есть хочу, – отрапортовала Глашка.
– Молодчина! – возликовал местный эскулап, отвернулся от нее и куда-то в сторону сказал: – А ты боялся! Все в порядке с девочкой. Накормить, успокоить и завтра ко мне на осмотр!
– А что со мной случилось? – осторожненько поинтересовалась Глашка.
– А вы не помните? – живенько развернулся к ней доктор.
Аглая задумалась. Что она помнит? Эти глаза из прошлого. Ярко-голубые. Голос. И… и запах, его запах. Именно в этом сочетании. Привиделось? Водяной попутал?
Пожалуй, доктору не стоит об этом говорить, он, наверное, чего-то другого от нее ждет. Думай, Аглая, что надо ответить!
– Помню, плыла, – как рассказчик со сцены, начала Аглая, – услышала звук мотора, повернулась, а скутер совсем рядом оказался, я нырнула. Помню удар по голове, потом яркие вспышки перед глазами, потом чернота. Потом больно было и очень хотелось вдохнуть, кашляла, а когда вдохнула, опять ничего не помню.
Отрапортовала, как на экзамене, и присмотрелась к доктору, верный ли дала ответ. Доктор радовался.
– Хорошая девочка! – похвалил он. – Здоровая, хорошая девочка! Но завтра ко мне на осмотр! Так! Лежать тебе даже вредно, двигайся по чуть-чуть, прислушивайся к своим ощущениям, запоминай, завтра мне доложишь. Но и сейчас могу сказать: сотрясение есть, но небольшое, шок от удара и утопления. По-хорошему, Алтай, выпить бы ей наливочки твоей, поесть плотненько. При сотрясениях противопоказано, но при таком шоке и охлаждении я бы рекомендовал не по-медицински. Ну-ка, попробуем вот что. – Он встал, наклонился над Глашкой, приобнял ее за плечи: – Давай-ка встанем, Аглая Батьковна!
Глаша поднялась при помощи и активной поддержке доктора. Голова немного кружилась, но быстренько закончила с этим безобразием.
– Ну, давай сама, – предложил доктор, отпуская Глашу, когда та встала. – Как ощущения?
– Значит, так! – приступила к изложению она: – Голова гудит, побаливает, но несильно и почти не кружится. В груди немного саднит, горло першит, в ногах слабость. Есть хочется.
– Да, герой! – возликовал Иваныч. – Так, Алтай, накормить с пристрастием, наливочки твоей лечебной пиисяшку разрешаю. Но завтра ко мне!
– Исполним! – отрапортовал с готовностью Коля, легонько подхватывая Аглаю под локоток.
Они сидели в кухне за столом, Алтай ей даже шевелиться не разрешил – и приготовил, и стол накрыл сам. Пиисяшку она выпила с удовольствием и поела от души Колиной кулинарии, оценив на высший балл, а утолив голод, спросила:
