— Очень интересно.
— Видимо, вы ее потрясли.
— У меня бывают моменты, Корнелиус. Да, у меня бывают моменты.
Похоже, он как-то забыл про жучиный порошок. Теперь он хотел приписать весь успех себе, и я не мешал ему это делать.
— Она ждет не дождется увидеться с вами снова.
— Отлично, — сказал Уорсли, потирая руки — И она, говорите, тоже войдет в нашу маленькую организацию?
— Конечно. Теперь вы будете видеть ее очень часто.
— Лады, — сказал Уорсли, — ладушки-лады.
И на этом Уорсли вступил в нашу фирму — вот так, совершенно просто. Больше того, он был хозяином своего слова.
Он согласился воздержаться от публикации своего открытия.
Он согласился помогать мне и Ясмин всеми возможными способами.
Он согласился сконструировать для нас портативный контейнер для жидкого азота, который мы могли бы брать с собой при разъездах.
Он согласился проинструктировать меня относительно процедуры разведения спермы и расфасовки ее по соломинкам для замораживания.
Мы с Ясмин будем разъездными агентами и сборщиками.
А. Р. Уорсли останется работать в Кембридже, но одновременно подберет удобный тайник для центрального семенного фонда.
Время от времени разъездные агенты (Ясмин и я) будут возвращаться со своей добычей и переносить ее из портативного хранилища в семенной фонд.
Я возьму на себя все расходы. Я буду оплачивать поездки, проживание в гостиницах и т. д. за то время, пока мы с Ясмин путешествуем. Я буду давать Ясмин щедрое содержание, чтобы она могла покупать себе наилучшую одежду.
Все было проще простого.
Я ушел из университета, то же сделала и Ясмин.
Я подобрал и купил дом неподалеку от того, где жил А. Р. Уорсли. Это было простое красно-кирпичное строение с четырьмя спальнями и двумя довольно большими гостиными. Некий отставной строитель империи окрестил этот дом в годы минувшие, представьте себе, «Данроумин».
[14]
Этому дому предстояло быть штабом нашего фонда. Именно здесь поселимся мы с Ясмин на подготовительный период; здесь же будет находиться тайная лаборатория Уорсли. Я израсходовал уйму денег, оборудуя эту лабораторию техникой для изготовления жидкого азота, смесителями, микроскопами и всем, что было нужно. Я меблировал дом, и мы с Ясмин туда въехали. Отныне наши с ней отношения имели сугубо деловой характер.
А. Р. Уорсли сконструировал портативный контейнер для жидкого азота примерно за месяц. Тот имел двойные вакуумные стенки из алюминия и всякие устройства для хранения крошечных соломинок со спермой. Размером он был с большой чемодан и даже очень походил на чемодан, потому что был обтянут снаружи кожей.
Во втором, поменьше, разъездном чемоданчике имелись отделения для льда, ручной смеситель и бутылочки для хранения глицерина, яичного желтка и снятого молока. А также микроскоп для проверки в полевых условиях мотильности свежесобранной спермы. Мы все подготовили тщательнейшим образом и ничего не забыли.
А под конец А. Р. Уорсли занялся устройством в подвале этого дома нашего семенного фонда.
13
В начале июня 1919 года мы уже были почти готовы к отъезду. Я говорю «почти», так как мы все еще не согласовали список имен. Кто будут эти великие мира сего, которых почтит своим визитом Ясмин — и я, затаившийся на заднем плане? Мы долго обсуждали этот заковыристый вопрос втроем на почти ежедневных совещаниях в нашем доме. С королями было проще всего, мы хотели всех королей. Поэтому записали их первыми:
Нидерланды отпадали, потому что там была королева. Отпадала и Португалии, потому что там монархия была свергнута революцией 1910 года. Монако не стоило трудов. Оставался еще наш собственный король Георг V. После длительных дебатов мы решили оставить его в покое. Заниматься такими делами буквально у себя на крыльце было чуточку чересчур, да и вообще у меня были планы использовать этого джентльмена несколько иным образом, о чем вы узнаете через пару минут. Однако мы решили поместить в наш список Эдуарда, принца Уэльского, как возможную замену. Ясмин плюс волдырный жук уложат его на диван в любой момент, когда она только пожелает. Более того, она с нетерпением это предвкушала.
А вот составить список великих и гениев было очень трудно. Некоторые из них, вроде Пуччини, Джозефа Конрада и Рихарда Штрауса, были самоочевидны. То же касается Ренуара и Моне, двух дряхлых кандидатов, посетить которых требовалось в ближайшее время. С прочими было сложнее. Нам требовалось решить, кто из современных (1919) великих и знаменитых все еще будет великим и знаменитым через двадцать, через пятьдесят лет.
Была и более трудная группа — молодые люди, умеренно известные сейчас, но обещавшие стать позднее великими и знаменитыми. Тут появлялся элемент азартной игры, и все зависело от личного мнения. Будет ли, к примеру, тридцатисемилетний Джеймс Джойс считаться будущими поколениями истинным гением? Лично я за него голосовал, и Уорсли тоже. Ясмин в жизни о таком не слыхала. Двумя голосами против одного мы включили его в список.
В конце концов мы решили составить два отдельных списка. В первый вошли первоочередные, а во второй — возможные варианты. Мы собирались заняться этими вариантами, только исчерпав первоочередные. Имел значение и возраст; старших следовало обслужить поскорее, чтобы они не испустили дух, пока мы до них доберемся.
Мы согласились ежегодно вносить в эти списки поправки, чтобы не затерялись те люди, чья известность неожиданно выросла.
Первоочередной список, составленный в июне 1919 года, имел следующий вид, в алфавитном порядке:
В наш второй список вошли весьма гипотетические варианты, а также несколько пограничных случаев:
Конечно же, в этих списках были ошибки и пропуски. Нет более трудной игры, чем угадывать настоящего гения, когда он еще жив. Лет через пятьдесят после смерти это уже значительно проще, но от мертвых людей нам не было ровно никакой пользы. Еще один момент. Рудольф Валентино был включен не потому, что мы считали его гением. Мы приняли коммерческое решение — было естественно думать, что сперма человека, имеющего такую огромную толпу фанатичных поклонников, будет в будущем горячим товаром. Ровно так же мы не считали гениями Вудро Вильсона и Карузо, но они обладали всемирной известностью, и это следовало принимать во внимание.
