Интересно, много ли она успела услышать, подумал Иеремия.
– Я не ослышалась? Ты назвала его Иеремией? – Камилла
обращалась к Ханне, но Терстон был ошеломлен не меньше старухи.
– Ну да... – Оба они не понимали, что имеет в виду
Камилла.
– Я буду очень признательна, если отныне ты станешь
обращаться к моему мужу «мистер Терстон». Он тебе никакой не «мальчик», не
«парень» и не «друг». Он мой муж и твой хозяин, и его зовут мистер Терстон.
Никогда прежде в ней не проявлялись южные замашки и злобный
нрав. Иеремия пришел в ярость. В присутствии Ханны он не произнес ни слова, но,
поднявшись вслед за женой по лестнице, изо всех сил хлопнул дверью спальни.
– Что все это значит, Камилла? Ты напрасно завела этот
разговор и нагрубила достойной пожилой женщине. – Той самой женщине, которая
выходила его любовницу после рождения мертвого ребенка.
Нервы Иеремии были обострены до предела, но Камилла не
подозревала об этом, и слова мужа несказанно удивили ее. Ей редко приходилось
видеть его в гневе.
– Ничего подобного я не потерплю и хочу, чтобы ты
поняла это раз и навсегда.
– Чего ты не потерпишь? Я вправе требовать уважения от
прислуги, а эта старуха ведет себя так, словно она твоя мать. Но это не так,
она просто наглая старая уродина с бойким языком, и, если я хоть раз услышу,
что она называет тебя Иеремией, я высеку ее.
В этой маленькой девушке было столько злобы, что Терстону
захотелось хорошенько встряхнуть ее. Вместо этого он поймал ее за руку и
вытащил на середину комнаты.
– Высечешь ее? Высечешь? Здесь тебе не Юг, Камилла,
здесь нет рабства. Если ты поднимешь на нее руку или хотя бы нагрубишь, даю
слово, я высеку тебя. А теперь ступай вниз и проси у нее прощения.
– Что?! – с отвращением взвизгнула Камилла.
– Ханна честно и преданно служит мне более двадцати
лет, и я не желаю, чтобы ее оскорбляла какая-то избалованная дрянь из Атланты.
Черт побери, извинись немедленно! – Иеремия не шутил, но начал успокаиваться в
отличие от Камиллы, в глазах которой вспыхнули гневные искры.
– Как ты смеешь, Иеремия Терстон? Как ты посмел? Чтобы
я извинялась перед этим отребьем...
С него было достаточно. Он размахнулся и дал ей пощечину.
Камилла задохнулась, отпрянула и удержалась на ногах, только ухватившись за
камин.
– Если бы здесь был мой папа, он бы засек тебя до
смерти, – с ядовитой злобой пробормотала она, и тут Иеремия понял, что дело
зашло слишком далеко.
– Хватит, Камилла. Ты грубо обошлась с преданной
служанкой, а я этого не терплю. Веди себя как следует, и все будет в порядке.
– Это я должна вести себя как следует? Я? Будь ты
проклят!
Она вылетела из комнаты, хлопнув дверью, и не разговаривала
с ним до самого возвращения в Сан-Франциско. Камилла держалась от него
подальше, соблюдала ледяную вежливость, но стоило им переступить порог
роскошного дома на Ноб-Хилле, как у нее снова захватило дух. Она немедленно обо
всем забыла и бросилась в объятия мужа. Камилла так обрадовалась возвращению,
что перестала вспоминать старые обиды. Иеремия довольно рассмеялся, понес ее в
спальню, и они любили друг друга.
– Что ж, птичка, месяц в Напе ты продержалась. –
Иеремия все еще переживал из-за поведения Камиллы в долине. – Нам осталось
только родить ребенка.
Боль от потери младенца Мэри-Эллен не проходила и заставляла
стремиться поскорее завести нового, на этот раз от собственной жены. Иеремия
благодарил Бога за то, что она молода и здорова, и от души надеялся, что ей не
придется пройти через такое же испытание, как Мэри-Эллен. Они были женаты уже
два месяца, и Терстон страстно желал, чтобы Камилла забеременела.
– Мать говорила, что иногда лучше подождать, Иеремия.
Не думай об этом.
Но его нетерпение росло с каждым днем. Такие разговоры
вызывали у Камиллы досаду. Она еще не хотела детей. Ей было всего восемнадцать
лет, у них был великолепный дом, и ей хотелось устраивать приемы, а не сидеть в
четырех стенах, чувствуя тошноту и превращаясь в толстуху.
В эти весенние месяцы, пока Камилла утверждалась в обществе
Сан-Франциско, Иеремия томился от скуки. Но Камилла еще никогда не чувствовала
себя такой счастливой. Она наконец добилась положения, о котором так страстно
мечтала. Терстоны давали приемы, балы, обеды, посещали оперу и концерты. В мае
Камилла устроила пикник в огромном саду рядом с домом, и вскоре ее стали
считать одной из самых гостеприимных хозяек в городе. Балы, которые она давала
в танцевальном зале, могли соперничать с версальскими праздниками в Париже. Эта
жизнь приводила Камиллу в восторг, чего нельзя было сказать о Иеремии. Он то и
дело ездил в Напу и обратно и чувствовал себя измученным. Камилла посмеивалась
над мужем, заснувшим во время званого обеда. Когда Иеремия был в городе, она
требовала каждый вечер выезжать с ней, а во время его отсутствия появлялась в
свете одна. Жизнь била ключом, и когда Иеремия напомнил, что первого июня они
переезжают в Напу, Камилла чуть не облачилась в траур.
– Но я хотела устроить летний бал, Иеремия, – жалобно
закричала она. – Не могли бы мы уехать в июле?
– Нет, не могли бы. Я должен время от времени бывать на
рудниках, иначе нам будет не на что устраивать твои балы.
Впрочем, Терстон только шутил. Он по-прежнему оставался
богатейшим человеком штата, и они не испытывали денежных затруднений. Просто
ему хотелось больше времени отдавать приискам и виноградникам, да и слишком
долго он пробыл в городе. Они жили в Сан-Франциско с февраля, и ему не
терпелось вернуться в долину. Иеремия сказал об этом Ханне неделю назад, когда
остался там на ночь.
– А как с ребенком, Иеремия? – спросила старуха.
Она согласилась уступить Камилле и в ее присутствии называть
Иеремию «мистер Терстон», но когда они оставались одни, Ханна по привычке все
еще звала его Иеремией.
– Пока никак.
Это огорчало и Иеремию. Он надеялся, что после отъезда из
города и прекращения бесконечных приемов Камилла наконец забеременеет.
«Ей нужно время, чтобы привыкнуть к сельской жизни», –
говорил он себе, но Ханна неодобрительно поджала губы:
– Что ж, мы оба знаем, что это не твоя вина. – Вдруг
она нахмурилась. – Может, она вообще не способна иметь детей?
– Едва ли. Прошло всего пять с половиной месяцев,
Ханна, дай ей время, – улыбнулся старухе Иеремия. – Стоит ей подышать чистым
воздухом Сент-Элены, и через месяц все будет в порядке, – Воспоминание о
Мэри-Эллен заставило его насупиться. – Как у нее дела? – спросил он Ханну.
Иеремия не видел Мэри-Эллен с той ночи, когда умер их ребенок.
Честно говоря, ему не хотелось с ней встречаться. Не стоило
лишний раз злить Камиллу, которая благодаря тонкой интуиции чуяла ложь за
версту.
