Камилла сочла Ханну неряхой и распущенной, невоспитанной
грубиянкой. Подумать только, она осмелилась назвать Камиллу «девочкой», а не
«миссис Терстон»! Хуже того, Ханна обозвала ее избалованной дрянью и еще кем-то
в этом роде. А сама Ханна с возмущением заявила Иеремии, что «эта ведьма»
чем-то в нее швырнула, и даже продемонстрировала этот предмет. Им оказалась
картонка из-под шляпы, от которой старой экономке удалось благополучно
увернуться.
– Она слишком стара, Камилла, и будет несправедливо,
если я ее прогоню. – Утром жена потребовала от Терстона уволить Ханну. – Я не
могу так поступить. – Ничего худшего нельзя было представить.
– Тогда это сделаю я! – воскликнула Камилла.
Южные привычки не истреблены... Тут Иеремия понял, что
должен вмешаться, пока события окончательно не вышли из-под контроля.
– Ничего подобного. Ханна останется. Тебе придется
привыкнуть к ней, Камилла. Она часть моей жизни.
– Это было до того, как мы поженились.
– Да, конечно. Но я не могу изменить все за одну ночь.
Я и так переделал ради тебя весь дом. Если бы ты знала, на что он был похож
раньше... Если хочешь, я найму новых служанок, но Ханна останется.
– А если я все брошу и уеду в Сан-Франциско? – Камилла
посмотрела на Терстона свысока, и он без лишних церемоний посадил ее к себе на
колени.
– Тогда я силой верну тебя и хорошенько выдеру.
Камилла невольно улыбнулась, и Иеремия поцеловал ее.
– Так-то лучше. Я люблю женщин нежных и веселых, а не
тех, кто швыряется в старух картонками.
– Она назвала меня ведьмой! – снова разозлилась
Камилла.
Но гнев ей был настолько к лицу, что Иеремию охватило
нестерпимое желание овладеть ею.
– Ты и есть ведьма, если бросаешь в людей коробки
из-под шляп. Веди себя прилично, Камилла. Здесь живет славный народ. Конечно,
они простые люди. Я понимаю, что это тебя раздражает, но если ты не будешь
обижать их, они останутся верны тебе до конца дней.
Он подумал о многолетней верности Мэри-Эллен, сохранявшей ее
в течение многих лет. Родила ли она?
Камилла поднялась и с обиженным видом заходила по комнате.
– Мне больше нравится в городе. Я хочу устроить бал. –
Она напоминала капризного ребенка, которому хочется немедленно устроить себе
день рождения.
– Всему свое время, малышка. Потерпи. Сначала я должен
здесь кое-что закончить. Ты же не захочешь жить в городе без меня, правда?
Камилла покачала головой, но без особой радости, и Иеремия
снова поцеловал ее, заставив забыть обо всем, кроме его губ. Через несколько
минут они лежали в постели, и случай с Ханной был забыт. Правда, на следующее
утро Камилла попыталась вновь вспомнить вчерашнее, но Иеремия не позволил. Он посоветовал
ей прогуляться и пообещал приехать к ленчу. Камиллу эта перспектива не слишком
обрадовала, но ничего другого ей не оставалось.
Вскоре Иеремия уехал, оставив жену наедине с Ханной, которая
до возвращения хозяина не сказала ей и двух слов. Но стоило Терстону
переступить порог дома, старуху словно подменили. Она расспрашивала о его делах
на прииске, передавала слухи о горожанах, имена которых Камилле ничего не
говорили. Эта болтовня навела на нее тоску. Впрочем, как вся эта проклятая
долина Напа. Ей хотелось обратно в Сан-Франциско, о чем она прямо заявила мужу
после ленча, когда он оседлал Большого Джо, собираясь вернуться на рудник. На
этот раз Иеремия покачал головой и ответил без обиняков:
– Мы останемся здесь до конца месяца. Тебе придется к
этому привыкнуть, Камилла. Это другая сторона нашей жизни. Мы живем и здесь, а
не только в доме Терстона. И мы будем жить здесь. Я тебя предупреждал. Я
рудокоп.
– Неправда! Ты самый богатый человек в Калифорнии.
Давай вернемся в Сан-Франциско и будем жить так, как нам подобает.
Эти слова раздосадовали Иеремию. Он попытался урезонить
жену, но тщетно.
– Я надеялся, что тебе понравится долина Напа, Камилла.
Она очень дорога мне.
– Здесь все безобразно, скучно и глупо. И я ненавижу
эту старуху, а она меня.
– Тогда попробуй почитать. В субботу я съезжу в Напу и
возьму в библиотеке какую-нибудь книгу. – Из-за этого ему придется пропустить
встречу с Дэнни, но сейчас все, что имело отношение к Камилле, казалось
Терстону гораздо более важным.
Он не мог все время жить в Сан-Франциско и хотел, чтобы жена
оставалась рядом.
Однако все изменилось, и он провел субботнее утро без
Камиллы и без Дэнни, Такое случалось каждую зиму. На этот раз погибло семь
шахтеров, и люди пытались вызволить тридцать остальных. Иеремия спустился под
землю вместе с командой спасателей. Покрытый грязью с головы до ног, он
отчаянно сражался, пытаясь вытащить людей, зажатых в тесных закутках, где им
едва хватало воздуха. Они укрылись там, словно летучие мыши в пещере, ожидая,
когда придет помощь. Когда Камилле сообщили о случившемся и Иеремия не пришел
домой, Ханна объяснила девушке, какое это несчастье. Старуха знала, что он не
поднимется на поверхность, пока всех до последнего шахтера не найдут живыми или
мертвыми, и что он сначала встретится с вдовами и лишь потом вернется домой к
жене. Узнав об этом, Камилла сразу притихла. Когда спустя сутки Иеремия
медленно подъехал к дому, она по выражению лица мужа поняла, что случилась
большая беда.
– Мы потеряли четырнадцать человек, – сразу сказал он,
и глаза Камиллы наполнились слезами при мысли о горе несчастных женщин.
– Мне очень жаль. – Она подняла на мужа заплаканные
глаза, переживая из-за его страданий не меньше, чем из-за страданий шахтерских
вдов.
Среди погибших был и отец Дэнни, и Иеремия горевал об этой
потере больше, чем о других. Он сам сообщил о случившемся сыну и обнял его,
когда тот зарыдал. В понедельник ему предстояло распоряжаться похоронами. Как
объяснить это Камилле? Иеремия давно привык к таким вещам, но Камилла слишком
молода, ей все в диковинку. Единственное, что ее волнует, это красивый дом,
который выстроил для нее муж. Но это не все, далеко не все, и теперь она
начинала это понимать.
Старуха пошла в дом, чтобы приготовить Иеремии горячую
ванну, а Камилла налила ему чашку только что сваренного Ханной бульона. Сама
Камилла не умела готовить, и у нее ни разу не возникало желания научиться. Пока
она наливала суп, Ханна стояла с Иеремией у дверей ванной. Она долго смотрела
на него, а потом покачала головой:
– Я понимаю, сейчас не самое подходящее время, но... –
Она колебалась лишь одно мгновение. – Мэри-Эллен третий день мучается родами. Я
узнала об этом вчера утром, но не могла тебе передать. Сегодня на рынке мне
сказали, что она до сих пор не разродилась.
Оба понимали, что это значит. Она могла умереть, как
множество других женщин до нее.
– Не знаю, хочешь ли ты об этом слышать... – В ее
голосе не было укоризны.
