— Это Храм Счастья, — сказал один из японцев.
— А-а, — ответил я.
— Вы здесь поймете, что такое Счастье.
— Как?
— Увидите.
— Нас подвели к входу в храм и сказали, что сейчас мы спустимся в подземный лабиринт, по которому будем долго идти в темноте, нащупывая на правой стороне стены лабиринта дверь. Если мы нащупаем эту дверь и откроем ее, то увидим, что такое Счастье. Страшновато что-то, шеф, счастье в темноте-то нащупывать! — сказал Юрий Иванович Васильев.
— Ничего, Юра, пойдем!
Мы спустились в лабиринт. Кромешная тьма окутала нас. Мы пошли вдоль правой стены, тщательно прощупывая каждый сантиметр.
— Эх, шеф, надо было спички втихаря с собой взять! — послышался сзади голос Васильева-сан. — Отобрали ведь спички и сигареты при входе в храм. А втихаря оставить мы не догадались.
— Да-а… уж! Как в могилу спустились… в этот лабиринт… Храма… м… м… Счастья!
— Да уж.
Мы все шли и шли вперед, все щупали и щупали правую стену. Было такое ощущение, что время остановилось. Сзади послышался голос Юрия Ивановича:
— Шеф, а может назад повернем, а?!
— Давай, Юра… м… м… лучше вперед. Где наша не пропадала! Авось и счастье найдем. Щупай лучше правую стену!
Через какое-то время сзади опять послышался голос Юрия Ивановича:
— Как бабу щупаю эту стену-то! А двери Счастья все нет! Шеф, а может они все это выдумали, японцы-то?!
— Щупай, Юра! Как бы не пропустить!
Еще через какое-то время Юрий Иванович снова прокряхтел сзади:
— Ни зги не видно, а! Кромешная тьма! Черным-черно вокруг! Ужас какой-то! Шеф, а мне страшно! Ты где, шеф, а? Ау-у!!!
— Я здесь, — отозвался я спереди.
— Где?
— Здесь.
— Ой! Шеф, я в твою спину вмазался носом! А чо у тебя спина-то такая жесткая?!
— Не знаю.
— В Японии темнота гуще, шеф, точно тебе говорю. В миллиметре ничего не видно! А нос-то у меня, шеф, длиннее, чем миллиметр
— Да вообще-то.
— Ты чо-нибудь нащупал, шеф? Ничего пока.
— Я тоже.
— А-а.
Еще через некоторое время голос Юрия Ивановича, раздававшийся сзади, приобрел совсем уж тревожные нотки:
— Шеф, что это за Храм Счастья такой, а?! Это не Храм Счастья — это Храм Темноты какой-то.
— Да уж.
— Шеф! Я совсем охренел от темноты. Мне видеть хочется, шеф!
— Мне тоже.
— Ты чо-нибудь видишь, шеф?
— Нет.
— Я тоже, шеф! Ты хоть насвистывай, шеф, чтоб хоть какая-нибудь жизнь пробивалась!
— Не хочется.
— Мне тоже… не до этого.
— А-а.
Еще через некоторое время Юрий Иванович уже застонал:
— Шеф! Извращенцы они, японцы-то!
— Почему?
— Чо они, темноту за счастье воспринимают что ли?
— Вряд ли.
— Шеф, ты чо-нибудь все-таки нащупал на правой стене?
— Ничего, Юра.
— Я тоже. Показалось мне один раз, правда, но, по-моему, я кусок штукатурки отколупал… не дверь к Счастью это была.
— А-а.
Мы продолжали шагать в полной темноте, жуткой кромешной темноте. Сзади снова раздался голос Юрия Ивановича Васильева, имеющий уже панические оттенки:
— Шеф! А тебе не кажется, что мы к центру Земли спускаемся?!
— Это вряд ли.
— А там ведь ад! Точно, шеф, ад там.
— А-а.
— Может, повернем обратно, а?
— А вдруг нащупаем, Юра?!
— Ничего мы не нащупаем, шеф… а в ад спустимся. Вот счастье-то будет… там оказаться! Ну пошли обратно, шеф, а!
— Еще немного пройдем, Юра!
— Какого хрена спички не взял с собой, а?! И ты, шеф, об этом не подумал!
— Да уж.
Еще через какое-то время Юрий Иванович совершенно обреченно сказал:
— Все, шеф, мы кажется уже в аду!
И в этот момент впереди мы увидели лучик света. От удивления мы опешили и остановились, не веря своим глазам.
— Свет что ли? — прохрипел Юрий Иванович.
А потом мы как рванули навстречу свету! Да так рванули, что остановить нас было невозможно.
Свет все приближался. А мы все быстрее и быстрее бежали ему навстречу.
Наконец мы вышли на поверхность земли. Нас встретил японский монах и испытующе, через нашего переводчика, стоявшего там же, тихо спросил:
— Поняли, что такое Счастье?
Мы с Юрием Ивановичем Васильевым так и остались стоять, широко раскрыв не только глаза, но и разинув рты.
— М… м… да уж, — проговорил Юрий Иванович.
А мне вспомнился Сидоров, который тоже наконец… увидел свет… всего-навсего… Божий Свет.
Финальный — сантехнический этюд
— Шеф! — раздался голос завхоза. Докладываю. Трубы поставили, совковые лопаты отнесли квартальному и он, квартальный, пьяненький, конечно, даже воду уже подключил и… ты веришь, шеф???
— Что?
— Не течет нигде.
— Что значит не течет? И из кранов тоже что ли? — не понял я.
— Из дыр не течет. В смысле — протечек нет!
— А в кранах-то вода есть? Есть, только ржавая пока…
— Ну, это не беда, — я удовлетворенно улыбнулся.
— А еще знаешь, шеф, что? — завхоз интригующе посмотрел на меня.
— Что?
— Никогда такой чистоты в подвале не было! Потоп помог нам чистоту навести! Я понял, шеф, почему Всемирные Потопы на свете бывают — чтобы чистоту на Земле навести! Без Потопов все бы в дерьме потонуло.
— М-да.
— А Олег, шеф, сантехник-то, говорит, что больше никого в подвал отмечаться не пустит; пусть, говорит, хоть на площади отмечаются, — стыднее будет… Ведь они, отмечающиеся, под культурных канают, маску благопристойности на себя надевают, делают вид, что дерьмо в них не кипит. А оно кипит, шеф, и докипает до такой температуры, что аж зад печет. Знаешь, что такое отметиться, шеф?
— Что?
— Это сказать — вот это я!
— Как так?
— В каждом человеке, шеф, дерьма больше, чем хорошего. Поэтому люди и отмечаются дерьмом, шеф, а ничем-нибудь иным. Могли бы, например, отмечаться, оставляя в подвале подарок или еду… печенье, например. Нет ведь, дерьмо оставляют… с мочой вперемешку. Ох, шеф, далеко нам до культуры еще, далеко! Борьбой с дерьмом можно назвать культуру-то!
