— Я остаюсь здесь. С тобой, — тихо ответила она.
Он взял ее руку. Вот уже шесть лет, как они любят друг друга. В Лондоне все
приняли их союз, ее называют «миссис Рисколл», его — «мистер Паркер-Скотт».
Даже если Гитлер сметет Лондон с лица земли, смерть она встретит с Чарльзом.
Она сообщила ему об этом спокойным, почти бесстрастным тоном. У него гора с
плеч свалилась; он только не сказал ей, что вместе с Джеймсом записался в
добровольцы. Джеймс хотел стать летчиком, а Чарльз решил податься в разведку. У
него отличное «прикрытие» — ведь он журналист. В министерстве внутренних дел
Чарльзу сообщили, что его вызовут. Он решил, что начали изучать его досье, но
рано или поздно он получит ответ. Так оно и вышло. Ему позвонили в день падения
Варшавы. От этой трагедии содрогнулась вся Европа. Через два дня между Россией
и Германией произошел раздел Польши, словно два волка разорвали на две части
свою жертву. Одри чувствовала себя больной каждый раз, когда слышала сообщения
по радио или когда до нее доходили слухи о том, в каких мучениях гибли жители
гетто.
Она все время говорила с Чарльзом об этих зверствах, так что
он даже обрадовался звонку из министерства. Незадолго до этого Англия послала
во Францию сто пятьдесят восемь тысяч солдат для защиты союзников. Чарли рвался
отбыть вместе с ними. Но только через два месяца он получил звание военного
корреспондента и мог ехать — в ожидании назначения — на любой фронт.
Ему не давало покоя то, что Джеймс уже сражается в рядах
регулярной армии и Вайолет водит машину Красного Креста. В июле Чарльз, был
приглашен в министерство. За три месяца до этого капитулировали Дания и
Норвегия, месяцем позже — Бельгия, а две недели назад — Париж. Перед вызовом в
министерство он писал военные репортажи из Лондона, иногда из Бельгии и Парижа
(до их капитуляции) для ведущих иностранных газет, давая им лишь ту информацию,
которую считали нужным давать его соотечественники. Несколько раз он был на
приеме у Черчилля. Но Одри понимала, что он не станет отсиживаться в Лондоне
всю войну, тем более после того, как Джеймса взяли в военно-воздушные силы.
В тот вечер, когда Чарльз вернулся из министерства, Одри
сразу увидела по его лицу: что-то случилось.
— Что произошло? — спросила она, едва он появился
в дверях гостиной.
— Да ничего особенного.
— Может быть, ты все-таки не будешь скрытничать?
Боишься огорчить меня?
— С чего ты взяла, Од?
— Что случилось, Чарльз?
— Ты слушала последние известия? Мы потопили
французский флот в Оране.
— Это в Алжире?
Он утвердительно кивнул.
— Зачем?
— Они больше не наши союзники. Они сдались немцам, Од,
а мы не хотим, чтобы французские корабли достались Гитлеру. Чудовищная потеря.
Конечно, мы не признали этого факта. Официальная версия — корабли затонули
сами. Но у нас не было выбора.
— Сколько человек погибло? — Она смертельно устала
от сообщений о гибели людей — тысячи погибших здесь, тысячи — там… Карл и
такие, как он… Люди, уничтоженные в Варшаве в тридцать девятом…
— Около тысячи. Меня направляют туда. Од.
— В Алжир? — Внутри у нее все сжалось.
— Да, сделать репортаж о затонувшем в Оране флоте, а
после ненадолго в Каир, там сейчас развертываются военные действия. — Он
немного приврал, хотя Муссолини всего шесть дней назад грозил вторжением в
Египет, и англичане решили послать туда военных корреспондентов, во всяком
случае, было решено послать его. Увидев выражение лица Одри, Чарльз
замер. — Ну что с тобой, Од?!
Глаза ее наполнились слезами, она отвернулась от него. «Вот
что значит быть втянутым в войну, — подумала она. — Может быть,
Соединенные Штаты поступили мудрее, не ввязавшись в этот кошмар, и спасли
тысячи жизней своих сограждан?»
Чарльз подошел к Одри сзади и обнял ее. Потом не спеша
повернул ее к себе, взял ее лицо в свои ладони.
— Я уеду ненадолго.
— Ведь ты именно этого хотел, да?
— Пойми, военный корреспондент и пехотинец — не одно и
то же. Это не так опасно…
— Тебя могут убить так же, как любого другого, —
резко перебила она его. — Черт бы тебя побрал, Чарльз, почему бы тебе не
найти какое-нибудь занятие дома?
— Какое? — Сам того не замечая, он тоже заговорил
громко и резко. — Может, начать вязать? Одри, я должен поехать туда! Вон
Джеймс уже полгода как бомбит немецких преступников.
— Ну и молодец! Но если его там убьют, Ви и его детям
лучше не станет… — Она заплакала, и он привлек ее к себе. Ей было из-за чего
плакать: два дня назад она узнала, что у нее будет ребенок. Но пока не выдалось
подходящей минуты, чтобы сказать ему об этом.
— Я вернусь, Одри, обещаю… В Каире тихо…
Она внезапно рассмеялась сквозь слезы, отстранилась и
взглянула на него.
— Дурацкое место. Вспомни, в какой ты попал переплет,
когда был там в последний раз!
— Обещаю ни на ком там больше не жениться. Даю слово.
— Я так люблю тебя! Поклянись, что будешь осторожен,
или я поеду с тобой, чтобы оберегать тебя.
— С тебя станет! — Его позабавила эта перспектива,
не несет Ей предстояло нести тяжкий крест — одной, без него.
— Не испугаюсь и побегу за тобой. Помни об этом, милый.
— Запомню.
Всю ночь перед расставанием они посвятили любви. Он улетал
на следующий день. Ему не дали времени на сборы, да так было и лучше. Уезжая,
Чарльз обещал вернуться через пару месяцев, а Одри пообещала быть
осмотрительной, беречь себя, Молли и писать ему каждый день. Он будет жить в
отеле «Шепард», говорят, отель класса «люкс», но он не стал об этом распространяться,
а просто махнул Одри на прощание рукой и укатил в джипе, заехавшем за ним рано
утром. Он улетал на военном самолете через час с небольшим и сейчас, удаляясь
от дома, молил Бога, чтобы с Одри и Молли не стряслось беды Они уже несколько ночей
провели в ближайшем к их дому бомбоубежище. Все уже вроде бы привыкли к
бомбежкам, но такую жизнь вряд ли можно было назвать приятной, и каждый раз,
когда Чарльз уходил из дома, он очень тревожился за них. А теперь и подавно,
хотя сначала ему предстоял полет в Оран, а только потом в Каир. После его
отъезда Одри долго стояла в гостиной, глубоко задумавшись, ничего не видя
вокруг. Все мысли ее были сосредоточены на их будущем ребенке. Она так и не
решилась сказать ему об этом до его отъезда. По иронии судьбы Шарлотта солгала
ему когда-то, что беременна, чтобы заставить его жениться на себе, а сейчас,
когда это было правдой, Одри не сказала ему ни слова. Ее охватила тревога. А
если его убьют… если… Ей долго не удавалось взять себя в руки, и когда вечером
она пришла поужинать к Вайолет, то чувствовала себя вконец измученной и
подавленной.
— Как ты это выдерживаешь? — спросила Одри. Взгляд
у нее стал совсем другим — сонливым и тревожным.
