— К сожалению, нет, любимая. Не хочешь ли еще рису? Я
бы тебе принес. Сказал бы, например, что ты ждешь ребенка или придумал бы
что-нибудь другое.
Она воздела руки.
— О Боже! Я вижу, ради меня вы готовы на все, мистер
Паркер-Скотт! Благодарю вас, я как-нибудь перебьюсь. Но, если честно, хочется
есть, — жалобно добавила она.
Чарльз кончиками пальцев, едва касаясь, провел по ее шее, по
груди, и она забыла обо всем на свете… А потом, лежа в темноте, они долго-долго
шептались. Он рассказывал ей о тех городах, где они побывают. Нанкин ему
нравился меньше, чем Шанхай и Пекин.
На следующий день, когда Чарльз и Одри сели на поезд, идущий
в Нанкин, она вдруг почувствовала, как ее захлестывает волна возбуждения. Всего
несколько часов пути отделяют их от Нанкина.
Они почти у цели. А потом Шанхай, Пекин. Эту ночь они
провели уже в гостинице в Нанкине, а рано утром Чарльз отправился в резиденцию
Чан Кайши, где оставил свою визитную карточку и письмо, составленное в самых
учтивых выражениях, в нем он настоятельно просил принять его. Когда они узнали,
что весной в этом отеле проездом в Шанхай останавливался Джордж Бернард Шоу,
Одри снова охватило волнение.
Они по-королевски пообедали в гостинице — отнюдь не рисом и
зеленым чаем, — а вечером пошли прогуляться.
Мимо сновали рикши, проносились случайные автомобили.
«Ну вот, — думала Одри, — больше двух недель мы
были в дороге, проехали пять тысяч миль и ни на минуту не разлучались. Такого у
меня никогда в жизни не было и, наверное, уже не будет».
На одной из улочек они набрели на небольшой, тускло
освещенный дом, от которого исходил какой-то странный запах. Одри остановилась,
привлеченная необычным ароматом, разлитым в воздухе, и спросила Чарльза, нельзя
ли туда войти.
— Ну уж нет, старушка, — засмеялся он.
— Почему? — Она была в недоумении.
— Это же притон. Здесь курят опиум, — сказал он,
улыбаясь ее наивности.
— Правда? — Глаза у нее округлились. Любопытно
было бы увидеть, что происходит там, внутри этого таинственного дома! Она
пыталась уговорить Чарльза зайти туда, но он был категорически против:
— Од, пойми, тебе туда нельзя. Нас с тобой сразу же
выставят вон, тебя-то уж наверняка.
— Но, Боже мой, почему? Нельзя ли просто посмотреть?
Ей казалось, что это заведение — нечто вроде бара. Чарльз в
конце концов вынужден был объяснить, что в такие дома ходят исключительно
мужчины.
— Какая глупость! — рассердилась она.
Прошла целая неделя, прежде чем Чарльза допустили к Чан
Кайши. За это время они сумели неплохо отдохнуть: совершали длинные прогулки,
объездили все окрестности. В назначенный срок Чарльз был удостоен аудиенции, и
ему удалось взять интервью, ради которого он и ехал сюда. Теперь успех его
статьи гарантирован. Он разыскал в гостинице пишущую машинку и в тот же день
взялся за работу. Он был так поглощен своим занятием, что, кажется, совсем забыл
об Одри. А она тихонько пристроилась в уголке, намереваясь написать подробное
письмо Аннабел. Но, странное дело, у нее возникло такое чувство, будто Аннабел
это вовсе не нужно, что ей и дела нет до сестры. «И вообще, есть ли кому-нибудь
до меня дело?» — подумала Одри и вместо Аннабел написала деду, хотя у нее и тут
не было уверенности, что она старается не зря.
Прошел целый час, " пока Чарльз наконец поднял взгляд и
заметил Одри. Он улыбнулся и поманил ее к себе.
— А я и не слышал, как ты вошла.
Она подошла к нему, нагнулась и поцеловала, в шею, — а
он притянул ее к себе за талию.
— Ты был так увлечен! Как интервью с Чан Кайши?
— Прекрасно. Знаешь, по-моему, у него дела плохи. Хотя
он сам, кажется, этого не понимает. Советы поддерживают Мао и его Красную Армию.
Чан Кайши думает, что он еще сможет продержаться, но я в это не верю. Сейчас он
собирает силы для главного удара по сторонникам Мао Цзэдуна.
— И ты собираешься об этом писать? О том, что это —
безнадежное дело?
— В общем, да, хотя и не столь откровенно. В конце
концов, это мое личное мнение, а я хочу честно и беспристрастно донести до
читателя точку зрения Чан Кайши. Он — яркая личность, хотя, конечно, жесток и
безжалостен. Хорошо бы тебе познакомиться с его женой. Она красавица и
очаровательна в обхождении.
Однако вместо этого Одри представился случай встретиться с
вдовой Сунь Ятсена, которую Чарльз интервьюировал. Он попросил Одри сделать
несколько фотографий и сказал, что предложит их в «Таймс».
— Неужели правда? — Сердце у Одри затрепетало от
радости.
— Конечно. У тебя прекрасные фотографии. Не хуже, чем у
любого профессионала, с которыми я работал. Пожалуй, даже лучше.
Одри задумалась:
— Мы действительно когда-нибудь будем работать вместе?
Он засмеялся:
— По-моему, уже работаем.
Одри была на седьмом небе. Наверное, в Шанхае ей тоже
представится такая возможность.
Они собирались ехать на следующий день. Одри не терпелось
своими глазами увидеть Шанхай, о котором Чарльз так много ей рассказывал. Этот
многолюдный, многонациональный, охваченный лихорадочным возбуждением город, где
торгуют, играют в азартные игры, где на каждом шагу продажные женщины и пряные
запахи кружат голову, неодолимо влек к себе Одри.
Когда она упаковывала свои вещи. Чарльз, заметив ее сумочку
с косметикой, состроил забавную гримасу и засмеялся.
— Знаешь, — сказала Одри, — по-моему, мне
надо выбросить эту дурацкую сумочку… или кому-нибудь подарить. А может,
выменяем ее на козу или свинью, а?
— Превосходная мысль! — Чарльз
расхохотался. — Ну а что ты без нее станешь делать на теплоходе?
Одри задумалась, слегка прикрыв глаза. Теплоход… Возвращение
домой… Как все это далеко… Просто страшно подумать…
— Нет уж, старушка, держись-ка ты за свою сумочку.
— Не знаю, стоит ли. Я уже сто лет не крашусь и
сомневаюсь, что она мне когда-нибудь понадобится.
Сама мысль о том, что можно подкрасить ресницы, напудриться,
сейчас казалась ей смешной. С тех пор как они уехали из Стамбула, она перестала
красить ногти, а ее изящные босоножки валялись на дне чемодана. Теперь она
носила только туфли на низком каблуке, блузку, юбку и жакет. Порой она
сокрушалась, что взяла с собой мало удобных, практичных вещей. Оказалось, что
почти все ее наряды здесь непригодны: шелковые и полотняные костюмы, модные
дорогие платья, которые она носила на Ривьере, купальники, вечерние туалеты, в
которых появлялась на теплоходе. Ужасно нелепо, что приходится таскать с собой
еще и меха. Здесь, в Нанкине, толпа одета серо и безвкусно. И хотя наряды мадам
Чан Кайши поражают своим великолепием, основная масса горожан носит унылую
тускло-коричневую, чуть ли не форменную одежду. Впрочем, Чарльз уверяет, что в
Шанхае продают превосходные вещи и, более того, Одри может там сшить себе
что-нибудь на заказ. Ей ведь нужна теплая одежда.
