– Да. Только оставьте ключи.
– Никаких ключей. Никто не должен прикасаться к автомобилю.
Чтобы добраться до чемодана и находящегося под ним набора для чистки оружия, пришлось вынимать из багажника картину. Босх уложил «Полуночников» на место и, отмахнувшись от услуг швейцара, шагнул в холл. Там он поставил чемодан на пол и сказал Эдгару:
– Спасибо, Джерри, ты настоящий друг. Сейчас Элеонор переоденется, и я отвезу ее в аэропорт. Вернусь, наверное, поздно. Давай договоримся встретиться здесь завтра в восемь утра. Потом отправимся в суд.
– Я не понадоблюсь тебе во время поездки в аэропорт?
– Нет, думаю, все обойдется. Маркс не предпримет новых попыток. А Гусси, если повезет, долго не очнется. Пойду зарегистрируюсь.
Он оставил Элеонор с напарником и приблизился к конторке. Час был поздний, и ждать не пришлось. Босх вручил портье свою кредитную карточку и покосился на Элеонор. Она прощалась с Эдгаром. Джерри протянул ей руку, она пожала ее и заключила его в объятия. Вскоре Эдгар растворился в толпе.
Элеонор молчала, пока они не оказались в номере.
– Почему мне надо немедленно же мчаться в аэропорт? Ты же уверял, что они не предпримут новых попыток.
– Я хочу, чтобы ты находилась в безопасности. А завтра у меня не будет времени позаботиться о тебе. Утром суд, а потом я перевожу Гошена в Лос-Анджелес.
– Куда я там денусь?
– Можешь остановиться в отеле. Но лучше у меня дома. Так безопаснее. Помнишь, где он?
– Да. Недалеко от Малхолланд-драйв.
– Вудро-Вильсон-драйв. Я дам тебе ключи. Возьмешь из аэропорта такси. А я подъеду завтра к вечеру.
– И что тогда?
– Не знаю. Посмотрим.
Элеонор села на край кровати, Босх опустился рядом и обнял ее за плечи.
– Не уверена, что сумею снова жить в Лос-Анджелесе.
Босх поцеловал ее в щеку.
– Не целуй, мне нужно принять душ.
Босх поцеловал опять и потянул Элеонор на постель. На сей раз они занимались любовью совершенно иначе. Нежнее, не так поспешно, уловив ритм друг друга.
Босх принял душ первым. Пока Элеонор находилась в ванной комнате, он открыл коробку с принадлежностями для чистки оружия, смазал и вытер нырнувший в бассейн «глок». Проверил ход затворной коробки и, чтобы убедиться, что пистолет в порядке, спустил курок. Зарядил обойму новыми патронами, взял с полки в шкафу пластиковый мешок для прачечной, завернул в него «глок» и засунул под одежду в чемодан Элеонор.
После душа она надела желтое летнее платье и, откинув волосы назад, свернула их жгутом. Босх с удовольствием наблюдал, с какой ловкостью Элеонор это делала. Потом она закрыла чемодан, и они вышли из номера. Когда Босх укладывал вещи в багажник, к ним подскочил парковщик:
– Имейте в виду, тридцать минут – это тридцать минут.
– Простите.
– На кой мне ваше извинение? Я мог потерять работу!
Босх пропустил его слова мимо ушей. По дороге в аэропорт он старался собраться с мыслями и облечь их во фразы, которые можно произнести вслух, но у него ничего не получалось. Слишком бушевали в нем чувства.
– Элеонор, – наконец промолвил он. – Все, что случилось, произошло по моей вине. Я хочу хоть что-нибудь исправить.
Она положила руку ему на бедро, он накрыл ее руку ладонью.
В аэропорту Босх остановил машину напротив терминала. Достал из багажника чемодан и, чтобы миновать без проблем металлодетектор службы безопасности, запер в багажнике свой служебный пистолет и значок.
Последний рейс на Лос-Анджелес отправлялся через двадцать минут. Босх купил Элеонор билет и сам прошел с чемоданом пункт предполетной проверки службы безопасности. Теперь, раз чемодан проверен, «глок» не представлял опасности. Он проводил Элеонор к терминалу, где уже выстроилась очередь. Снял с цепочки ключи от дома, отдал Элеонор и продиктовал адрес.
– Дом уже не тот, каким ты, наверное, его помнишь, – сказал он. – Старое здание пострадало от землетрясения, перестроено, однако ремонт не завершен. Но ничего, сойдет. Простыни… м-м-м… надо было несколько дней назад постирать, но не хватало времени. Чистые в шкафу в коридоре.
– Не беспокойся. Я все найду, – улыбнулась Элеонор.
– Теперь тебе нечего бояться. Но на всякий случай – на дне в чемодане «глок». Вот почему я отдавал его на проверку.
– Ты его чистил, пока я была в ванной комнате? Когда я вышла, мне почудился запах оружейного масла.
Босх кивнул.
– Спасибо, но, надеюсь, пистолет мне не потребуется.
– Скорее всего нет.
Элеонор покосилась на очередь. Последние пассажиры шли на посадку.
– Гарри, ты был очень ко мне добр.
Он нахмурился.
– Не так уж и добр, если доставил тебе столько неприятностей.
Элеонор поднялась на цыпочки и поцеловала Босха в щеку.
– До свидания, Гарри.
– До свидания, Элеонор.
Она двинулась на посадку, не обернулась. У Босха вдруг шевельнулась мыслишка, что больше он ее не увидит. Но он прогнал страхи прочь и побрел по опустевшему аэропорту, чувствуя, как его захлестывает одиночество.
Заминка в судебном слушании в четверг случилась еще до того, как оно началось. Посовещавшись с клиентом, Уэйс вышел из камеры и поспешил в коридор, где Босх и Эдгар разговаривали со здешним обвинителем Липсоном, который вел заседание по экстрадиции. Грегсон из Лос-Анджелеса не прибыл – Липсон и Уэйс заверили его, что Люк Гошен не возражает против перевоза в Калифорнию.
– Детектив Босх! – произнес Уэйс. – Я только что беседовал со своим клиентом. Он требует, чтобы до начала слушания ему предоставили некую информацию. И хочет получить ответ до того, как откажется от возражений против экстрадиции. Не представляю, о чем идет речь, но надеюсь, что вы не вступали в контакт с моим клиентом.
Босх состроил озабоченную мину.
– Что он желает знать?
– Он интересуется, как прошла ночь. Что все это значит?
– Просто ответьте, что все хорошо.
– Что хорошо, детектив?
– Если ваш клиент пожелает объяснить, он сделает это. А теперь передайте сообщение.
Уэйс обиженно удалился к двери, за которой находился Гошен. А Босх посмотрел на часы. Без пяти девять. Босх по опыту знал, что ни один судья не начинает заседание точно в срок, и полез в карман за сигаретами.
– Выскочу покурю, – сказал он Эдгару.
Босх сел в лифт и спустился на первый этаж. Становилось жарко, и Босх подумал, что днем опять будет пекло. В сентябре в Лас-Вегасе – настоящая жара. И Босх радовался, что скоро уедет отсюда, хотя понимал, что вести машину по разогретой пустыне – не удовольствие.
